Поль Гольбах: Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Вы видите, сударыня, что в отношении морали атеист оказывается явно в преимущественном положении по сравнению с суеверным святошей, для которого нет иных законов, кроме прихоти священника, нет иной морали, кроме той, которая содействует выгодам духовенства, нет других добродетелей, кроме тех, которые делают святошу рабом его духовного пастыря; интересы же и выгоды последнего часто прямо противоположны интересам человечества. Итак, вы должны признать, что естественная мораль атеиста более надежна и постоянна, чем мораль святоши, считающего, что он угождает богу каждый раз, как ему приходится потакать страстям духовенства. Нечего и говорить, конечно, что если атеист настолько слеп и развращен, чтобы игнорировать законы, предписываемые ему самой природой, то он, конечно, ничем не отличается от суеверного святоши, священные добродетели которого не останавливают его от жестокостей, а священные пастыри еще и подстрекают его к ним.

Все эти рассуждения, повторяю, должны еще раз подтвердить, что мораль не имеет ничего общего с религией, что религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека; мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и на произволе тех людей, которые наделяют бога языком, часто в корне противоречащим и природе, и разуму человека.

Итак, позвольте, сударыня, повторить вам, что мораль есть единственный культ, единственная, естественная религия человека на земле, единственное, что должно занимать его в этом мире. Только выполняя требования этой морали, мы можем считать себя выполняющими божественную волю. Если действительно бог сделал человека тем, что он есть, то стало быть бог наделил его и чувством самосохранения, и стремлением к счастью. Если это бог сотворил нас разумными, значит он пожелал, чтобы мы считались с разумом, разбираясь, где добро и зло, полезное и вредное. Если он сделал нас существами общественными, значит он хотел, чтобы мы жили в обществе и стремились к его сохранению и благополучию. Если же бог наделил нас ограниченным умом, он, очевидно, намеревался запретить нам бесплодные искания, которые могут только без нужды вывести из равновесия человека и поколебать спокойствие общества. Если бог ставит нашу жизнь и наше благополучие в зависимость от соблюдения известных правил поведения, а смерть и страдания - от нарушения этих правил, значит он установил достаточно ясные законы, которые мы обязаны уважать под страхом немедленной кары, позора, укоров совести; с другой стороны, мы тут же получаем и награду в виде тех реальных преимуществ, которые можем благодаря добродетели получить в этом мире, где, несмотря на царящее беззаконие, порок все-таки всегда бывает наказан, а добродетель никогда не остается без награды, потому что, если добродетельный человек порой и не находит признания у людей, слишком часто несправедливых в своих оценках, то он во всяком случае приобретает право на самоуважение.

Вот, сударыня, к чему сводятся доктрины естественной религии; размышляя о них и, в особенности, применяя их на деле, мы действительно вправе будем называть себя людьми религиозными, действительно будем выполнять божественные предначертания, заслужим любовь ближних и право на самоуважение, сохраним и продлим свою жизнь; мы завоюем прочное счастье в этом мире, и нам нечего будет опасаться мира иного.

Вот те ясные, бесспорные правила, нарушение которых неминуемо влечет за собой наказание, а соблюдение обещает заслуженную награду; эти правила и составляют тот кодекс природы, силу которого должны признавать все живые мыслящие и чувствующие существа, независимо от того, считают ли они творцом природы бога или же рассматривают природу как единственный источник всех вещей. Самый крайний скептицизм не сможет поколебать эти бесспорно истинные и реальные законы. Атеист не может не признать законов, основанных на природе, из которой он делает бога, и на неизменных и необходимых взаимоотношениях, связывающих всех смертных между собой. Ни брамины (1), ни конфуцианцы (2), ни последователи каких бы то ни было других вероучений не смогут не признать этих очевидных законов, если их разум не будет затемнен страстями или предрассудками; эти истинные и столь очевидные законы могут показаться непонятными, непрочными или ложными только людям суеверным, предпочитающим фантазии истинам, вытекающим из природы и здравого смысла человека; только святошам, не знающим иных законов, кроме прихотей священников, требующих, чтобы люди следовали той морали, которая служит к достижению их пагубных целей.