Поль Гольбах - Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Что же надо думать о боге? Надо думать, что он существует, не пытаясь о нем размышлять. Если мы ничего больше сказать о нем не можем, значит он сам этого не пожелал; значит невозможно существу конечному познать существо бесконечное; значит бессмысленно рассуждать о природе существа, относительно которого все люди всегда были, есть и будут в полнейшем неведении. Одно можно утверждать бесспорно - что бог не пожелал, чтобы смертные о нем рассуждали. Если мы и можем говорить о какой-либо каре, постигшей нас по воле бога, то таковою мы должны признать все бредни, все бедствия, все безумства, к которым привели богословские споры.

Как же нам относиться к людям, которые не знают бога, отрицают его существование; не могут узнать его в явлениях природы, где добро и зло, гармония и хаос непрерывно сменяются, причем исходят из одного и того же источника? Какое мнение должны мы составить о людях, считающих материю вечной, не нуждающейся ни в каком постороннем двигателе и существующей в соответствии с неизменными законами; о людях, считающих материю способной из самой себя производить все, что мы видим, непрерывно созидающей и разрушающей, соединяющей и растворяющей, неспособной ни на любовь, ни на ненависть, лишенной свойств, которые мы в существах, нам подобных, именуем интеллектом и чувством, и вместе с тем могущей порождать существа с организацией, позволяющей рассуждать, мыслить и чувствовать? Что скажем мы о мыслителях, которые находят, что в мире не может быть ни абсолютного добра или зла, ни абсолютной гармонии или хаоса, что все эти вещи условны и зависят только от различного состояния существ, их воспринимающих; и что все, что происходит во вселенной, необходимо и неизбежно повинуется своей судьбе? Одним словом, что нам думать об атеистах?

Мы скажем, что они по-другому смотрят на вещи или, вернее, что они пользуются для обозначения тех же самых вещей другими словами. Они называют природой то, что другие называют божеством; они называют необходимостью то, что другие называют божественными законами; силой природы - то, что иные называют двигателем или творцом природы; судьбою или роком - то, что иные называют богом, веления которого всегда выполняются.

Вправе ли мы ненавидеть или уничтожать этих людей? Нет, конечно, мы так же не вправе это делать, как не вправе приговаривать к смерти тех, кто не владеет языком, которым мы условились пользоваться. А между тем именно к таким невероятным убеждениям и привела религия человеческий разум. Побуждаемые священниками люди ненавидят и убивают друг друга потому, что в спорах о религии они говорят на разных языках. Из тщеславия каждый воображает, что его язык лучше, выразительнее, понятнее, тогда как нам совершенно ясно, что язык богословов непонятен ни тем, кто на нем говорит, ни тем, кто его изобрел. Однако только слова атеист достаточно, чтобы разозлить святош, привести в ярость людей, непрерывно поминающих бога и не имеющих о нем ни малейшего представления. Если они и воображают, что имеют какие-то понятия о боге, то эти их понятия всегда смутны, противоречивы, безрассудны и с детства внушены им священниками; последние же, как мы видели, всегда рисуют бога теми красками, какие им подскажет их собственное воображение, или же их выгоды и интересы, соучастниками которых неизвестно по каким причинам должны быть непременно и все прочие люди.

Вместе с тем самой простой логики достаточно, чтобы понять, что бог, если он справедлив и добр, не может требовать, чтобы его познали те, кто на это неспособен. Если атеисты - люди неразумные, то бог совершил бы несправедливость, карая их за слепоту и безрассудство или за недостаток понимания и просвещенности, необходимых для того, чтобы почувствовать силу естественных доказательств существования бога. Справедливый бог не может наказывать людей за то, что они слепы или плохо рассуждают. Атеисты, какими бы безумцами их ни считали, все же менее безрассудны, чем те, которые верят в бога, обладающего свойствами, одно другое исключающими; атеисты гораздо менее опасны, чем поклонники жестокого божества, которому думают угодить, преследуя людей за их воззрения. Наши философствования безразличны богу, славы которого ничто не может запятнать и могущества которого ничто не может умалить; эти философские упражнения нужны только нам самим, если они способствуют нашему душевному успокоению и удовлетворению; они не должны ни в коей мере интересовать и общество, если не в состоянии содействовать его благополучию. Таким образом очевидно, что убеждения людей могут отразиться на благополучии общества, только если людей лишают свободы убеждений.