Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – III

Таким образом, сторонники витальной концепции существования верят в реальность вселенной и временного, хотя и краткого, становления индивидуальной жизни, и эта реальность, даже при отсутствии в их рассуждениях бессмертного Пуруши, придаёт нашим индивидуальным переживаниям и поступкам немаловажное значение – ибо в условиях реального становления они многое определяют и на многое влияют. С точки же зрения адвайтистов, вселенские процессы, становление, индивидуальная жизнь и деятельность ни на что не влияют, не имеют большого значения и больше напоминают грезы или сны. Ибо даже освобождение происходит в состоянии космического сна или космической галлюцинации благодаря осознанию иллюзии и полному разотождествлению с индивидуализированным умом и телом; на самом деле, нет того, кто связан, и нет того, кто освобождается, ибо единосущее «Я» не затрагивается этими иллюзиями эго. Чтобы избегнуть тотальной пустоты, которая логически вытекает из подобной предпосылки, нам приходится придавать временную реальность, какой бы призрачной она в конечном счёте ни была, этим грёзам и чрезвычайную значимость – нашей связанности и нашему индивидуальному освобождению, несмотря на то, что жизнь индивидуума – лишь призрачный феномен, а для единственно реального «Я» связанность и освобождение не существуют и не могут существовать. Делая эту вынужденную уступку деспотическому наваждению Майи, мы можем прийти к выводу, что жизнь и жизненный опыт ценны лишь в той мере, в какой они готовят нас к отвержению жизни, устранению себя как индивидуумов и к осознанию космической иллюзии.

Это, впрочем, самые крайние взгляды и выводы, к которым можно прийти, исходя из постулатов ортодоксального монизма. Более ранние адвайта-ведантисты, опирающиеся на Упанишады, так далеко не заходили. Они допускали возможность реального временного становления Вечного, а значит, и реальность вселенной; индивидуум тоже был достаточно реален, ибо в каждом индивидууме пребывал Вечный, который принимал имя и облекался в форму и, увлекаемый вечно вращающимся колесом рождения во времени, поддерживал через индивидуума феноменальную жизнь. Колесо, по их мнению, продолжало вращаться, потому что у индивидуума было желание, которое и становилось непосредственной причиной повторного рождения, а также потому, что ум пренебрегал познанием вечного «я» и увлекался временными феноменами становления. С исчезновением этого желания и этого неведения Вечный в человеке отстранялся от изменений индивидуальной личности и перипетий индивидуального опыта и возвращался в свое вневременное, безличное и неизменное бытие.

Однако такого рода реальность индивидуума достаточно временна и относительна; он лишен прочной основы и даже не всегда возвращается к проявлению в потоке Времени. Перерождение, даже будучи очень важным практическим элементом этой мировоззренческой системы, не является неизбежным следствием связи личности и цели проявления. Ибо возникает впечатление, что проявление существует только благодаря воле Вечного к миросозиданию и может исчезнуть с исчезновением этой воли: для реализации этой космической воли в принципе не требуется механизм перерождения и поддержка индивидуального желания; ибо такое желание может быть только деталью механизма, но не причиной или необходимым условием космического существования, поскольку сам индивидуум в рамках этой концепции является продуктом творения и не существует до Становления. Воля к творению в этом случае могла бы реализоваться, временно принимая множество индивидуальных имён и форм и используя отдельные жизни многочисленных смертных индивидуумов. Единое сознание видоизменялось бы в соответствии с типом каждого сотворенного существа, но оно вполне могло бы вселяться в каждое индивидуальное тело с его появлением на свет и покидать его с его разрушением. Индивид бы следовал за индивидом, как волна следует за волной, а море всегда оставалось бы тем же самым; [31]каждая формация сознательного бытия становилась бы всплеском, порождаемым универсальным, пробегающим отпущенное ему время по поверхности вселенского океана и затихающим в Безмолвии. Для этого, в общем-то, не требовалось бы индивидуализированного сознания, которое бы непрерывно сохранялось, последовательно принимая различные имена и формы и перемещаясь туда и обратно между различными планами, и, даже как возможность, возникновение такого сознания представляется маловероятным; ещё меньше здесь остаётся места для поступательного и неотвратимого эволюционного перехода ко всё более и более высокоразвитым формам, предполагаемого теорией перерождения, в которой инволюция и эволюция Духа в Материи становятся альфой и омегой земного существования.