Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

«Если ты любишь самого себя, то ты и всех людей любишь, как самого себя. А если есть хоть один человек, которого ты любишь меньше, чем себя, значит и себя ты по-настоящему не любил» [295].

В другой проповеди он говорит о единении с Богом, то есть об участии в Божественной природе и жизни в Боге. Для этого нужна связь с любовью, которую мы должны питать к своим братьям, а это, отмечает он, все та же, одна-единственная любовь:

«Скажу еще следующее, и это уже потруднее. Чтобы суметь без посредников удержаться в обнажении этой природы [296], нужно выйти за пределы всего того, что мы называем собственной личностью, вплоть до того, чтобы желать одинаково блага и тому, кто находится от нас за тридевять земель и кого мы никогда не видели собственными глазами, и тому, кто рядом с нами, кто наш самый близкий и сокровенный друг. Если же ты хочешь больше благ себе, чем любому никогда не виданному тобой человеку, значит ты как бы и не существуешь в абсолютном и полном смысле, и значит, ты даже на миг не заглядывал в эту абсолютно простую глубину» [297].

Такие тексты вызывают головокружение, после них немного не по себе. Сразу становится понятно, насколько мы сами еще далеки от такого идеала. Нужно научиться любить так, как любит сам Бог. Конечно, сразу мы такой степени не достигнем. Чтобы подняться до таких высот нам нужна, осмелюсь сказать, целая вечность. Но игра стоит свеч.

Раз Христос, как мы выяснили, подобен голограмме [298], и при этом Он Бог, то и нам тогда нужно постараться преодолеть преграды пространства и времени. Если мы, и в самом деле, заключены друг в друга, словно матрешки, и, если Он и есть самая маленькая матрешка, заключенная в самой нашей сердцевине, тогда Его божественность должна передаваться не только Его человеческой природе, как утверждал св. Кирилл Александрийский, но перекинуться через нее и на всех нас. Тогда, чтобы преобразить человечество, чтобы вырвать нас из уз страдания и смерти, Ему, по идее, достаточно было бы просто взять и изменить нашу человеческую природу, ведь она распространяется на всех. Тогда литургический годовой цикл мог бы ограничиться двумя праздниками: Воплощением (Рождество) и Вознесением, выходом в вечную славу, в жизнь самого Бога.

Сложность тут в том, что это было бы так же, как если бы прекрасный принц из нашей легенды явился за своей оборванкой в лес на золотой карете, с множеством слуг и с предложением тут же увезти ее во дворец. Мы бы тотчас оказались у Бога, не успев научиться Его любить.

Ибо Бог есть любовь. В Священном Писании мы лишь в одном месте находим слова, прямо определяющие Божественную природу, у апостола Иоанна: «Бог есть любовь» (1 Ин 4:8) и «Бог есть свет» (1 Ин 1:5). И оказывается, что все, у кого был опыт околосмертных переживаний, независимо друг от друга и даже не предполагая, что они цитируют Писание, свидетельствовали о том же. И это, конечно, не случайно. Они все говорили, что их «наводнила», «затопила» любовь. Они говорили также о свете, увиденном ими в конце того туннеля, в который они нырнули. Они часто припоминали, что этот свет не отбрасывал на землю тени. На иконах тела и предметы тоже изображены не отбрасывающими теней.

«Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы», – говорит апостол Иоанн. В этом свете те, кому выпало пережить опыт временной смерти, встречали Существо, излучающее свет, а за такой встречей у них обычно следовала переоценка, пересмотр всей своей жизни. Потому что Существо, излучающее свет, порой оказывалось самим Христом, как это было у Джорджа Ритчи, юного американского солдата, о котором я вам уже говорил.

Он отмечает, в частности, что, когда он прокручивал в уме все эти прошедшие на земле годы, то при этом от сияющей вокруг него «Славы» не исходило «ни порицания, ни упрека, только любовь». И тогда он с восторгом описывает Того, Кто задает ему вопросы:

«Наполнивший весь мир Своим присутствием, и при этом с большим вниманием относящийся к моей личности… Вопрос, как и все, что исходило от Него, имел непосредственное отношение к любви: сколько раз в своей жизни ты любил? Любил ли ты других так, как Я люблю тебя?

Всецело? Безусловно?» [299]

А вот еще одно свидетельство такого рода. Том Сэйер [300]был механиком. Однажды, когда он пытался устранить последствия аварии в гараже, он вдруг понял, что на него падает грузовик. Земля ушла у него из-под ног, и он вдруг почувствовал всю тяжесть грузовика на своей груди. Вот тогда-то за несколько минут этого кошмара он успел выйти за пределы собственного тела и пережить удивительный опыт пребывания на границе смерти. Как и все остальные, он видит этот удивительный свет: «Сначала это было похоже на далекую звезду, на точку на горизонте. Затем на солнце. Но огромное, гигантское солнце, причем его головокружительная яркость не слепила глаза и не мешала смотреть… И сам этот странный свет, казалось, соткан только из любви, ничего другого в нем просто нет. Субстанцию “чистой любви”, вот что он во всем этом видел» [301]. И в самом деле, заметив этот свет, ничего другого уже больше не замечают. Он признавал, что звучит все это абсурдно. Нас любят не звезды или какие-то другие светила. И конечно, когда люди любят друг друга, даже очень сильно, от этого у них не летят искры (ну, по крайней мере, обычно не летят!) [302]