Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

И тогда он сказал себе: как же мне завоевать сердце той, которую я люблю? Может быть, если я приеду к ней в золотой карете, с кучей слуг и пажей, и положу к ее ногам золотую корону, она согласится стать моей женой? Ведь, чтобы получить корону, ей придется принять заодно и мое сердце. Но полюбит ли она тогда и вправду меня, самого меня, а не только богатство и блеск короны?

И вот поэтому наша оборванка однажды увидела, что к ее хижине приближается – вовсе не прекрасный принц в золотой карете, нет. Когда она подметала двор у порога своей хижины, она вдруг увидела, как перед ней предстал ужасный нищий, в лохмотьях, безобразный, гораздо беднее, чем она сама. Такой безобразный, что ей стало страшно и она просто содрогнулась от отвращения. От страха она даже замахнулась на него метлой, и нищий поспешно удалился.

Но вскоре он вернулся и снова предстал у порога. И она снова его прогнала. И он опять вернулся. И постепенно она, к своему удивлению, обнаружила, что все не так просто. Она угадала, что этот нищий просил у нее не денег, нет, он просил у нее любви. Это был нищий, просивший о любви! А еще невероятнее было то, что он и сам любил, и любил не кого-то, а именно ее. Ее!

Вы уже догадываетесь о том, что было дальше. Однажды оборванка согласилась принять его любовь, и тогда внезапно все переменилось. Ее согласие развеяло даже чары бедности, и вот наша оборванка стала настоящей принцессой. А нищий превратился в прекрасного принца, и они отпраздновали такую пышную свадьбу, какой еще ни видывал белый свет.

Средневековые версии этой истории иногда даже еще сильнее закручивают сюжет. Часто принц предстает даже не в виде нищего, а в виде дикого и ужасного зверя, или жабы. Это самые разные варианты сказки о Красавице и Чудовище.

Но вы ведь прекрасно понимаете, что бы было, если бы принц забыл, например, снять кольцо, или если бы из-под лохмотьев у него вдруг показались кружева. Ведь нужно было, чтобы бедная оборванка приняла любовь нищего только ради самой любви. А не ради чего-то еще. Потому что значима только сама любовь. И вот поэтому Богу приходится действовать осторожно. Ему нужно затаиться. И спрятать от нас свое могущество.

«Необходимо». Это позиция св. Фомы Аквинского. Конечно, он прекрасно знал иудео-христианскую традицию, приписывающую источник зла греху, нашему отказу соответствовать любящей воле Бога. Но от этой традиции он отказывается, сознательно и решительно, выбрав вместо нее языческое, греко-романское мировоззрение, опирающееся главным образом на идеи стоиков: «Твой сын мертв? Чего же ты плачешь? Это был прекрасный сосуд! Но ты ведь знаешь, как хрупки сосуды! – О, да, вы правы. С этой точки зрения, разрушение сосуда не так уж и важно!»

Для Фомы Аквинского зло не просто неизбежно, оно необходимо: во-первых, для мировой гармонии (и эту тему уже развивали стоики), а во-вторых, для того, чтобы смогли засиять все грани творческого гения Бога.

Вкратце такая концепция выглядит так: чтобы мир выглядел как можно лучше, Бог намеренно смешал удачное и неудачное, шедевры и отбросы, чтобы было разнообразие, чтобы на фоне неудавшихся экземпляров тем ярче засияли лучше всего удавшиеся. Хуже всего, что все вышесказанное относится также и к моральному и духовному планам. Тут выходит, что Бог создал и святых, готовых на мученический подвиг, и безжалостных палачей, готовых убивать святых, чтобы тем самым дать возможность просиять их святости. Я ничего не придумываю, я даже ни окарикатуриваю его мысль!

Отец Тейяр де Шарден, некоторые идеи которого меня просто восхищают, тут, к сожалению, примкнул к вышеизложенной позиции, лишь удобрив ее слегка динамизмом эволюции. Тут Бог смешал добро со злом не из художественных соображений, а потому, что иначе просто невозможно было создать механизм эволюции. Поэтому зло неизбежно. Такой механизм, к сожалению, подразумевает и существование провалов, тупиков и отбросов, причем не только в физическом, но и в моральном плане.

Я сделал подробный критический разбор такой позиции в своей книге «Чтобы человек стал Богом», поэтому здесь не буду повторяться. Я только хочу еще раз обратить внимание на основной пункт: с такой концепцией происхождения греха теснейшим образом связано и наше преставление о том, в чем заключается наше спасение, и каковы действия Бога, чтобы нас спасти. И вот в этой точке позиция Фомы Аквинского оказывается уже за пределами подлинного христианства. Конечно, это лишь один из элементов той богословской традиции, которую он сформировал параллельно христианству, но за его пределами, рядом с христианством.