Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Итак, вы видите теперь, что я не преувеличивал. Каждое служение литургии будет не приношением еще одной жертвы, а прорывом, сквозь всю толщу пространства и времени, к одной-единственной и неизменной Крестной Христовой жертве.

Эта традиция, постепенно утраченная Западом еще в Средние века, сохранилась в целости и сохранности в православии. Хотя в XII веке некоторые и соблазнились новой интерпретацией: что в евхаристическом таинстве Христос обновляет собственную жертву телом и кровью «в идее и в образе». Но Константинопольский собор 1557 года отверг такую точку зрения. Но самое интересное здесь – это по каким мотивам такое мне ние было признано ложным: «[поддерживающие это] привносят идею, будто речь идет еще о какой-то жертве, помимо той, что была принесена изначально» [221].

Уже с XI века в православии уделяется пристальное внимание иконографической теме, что свидетельствует о том, насколько сильно весь народ осознал особую связь между литургической жертвой и пространством и временем. Речь идет об иконографическом сюжете причащения апостолов. Икону или мозаичное изображение этой сцены обычно помещают в глубине апсиды, за алтарем, или же над центральными вратами иконостаса, перед которыми проходит причастие. В центре этой сцены изображен жертвенник кубической формы, в соответствии с византийской традицией. Христа изображают одетым в литургические одеяния священника, служащего литургию. На самом деле Он оказывается изображенным даже два раза, по обе стороны от алтаря. По одну сторону Он отдает Себя причащающимся верующим в виде хлеба, а по другую сторону – в виде вина. Апостолы подходят к Нему двумя группами по шесть человек в каждой. Первую группу возглавляет св. апостол Петр, а вторую – св. апостол Павел.

Но ведь на первом причащении, учрежденном Христом в Великий Четверг, на Тайной Вечере, св. апостола Павла еще не было! Но все дело в том, что в реальности есть всего одно-единственное причащение, всегда одно и то же, просто мы призваны в нем участвовать в разные моменты времени [222]. Еще одним ключом к пониманию тайны будет тема Божественной литургии [223]. Ее изображение обычно помещают в основании купола. Христа изображают предстоятелем, совершающим литургию на небесах, в окружении ангелов, прислуживающих Ему, как дьяконы. Поэтому в литургических книгах, в тех местах, где говорится, что каждый чин должен делать во время служения литургии, говорится иногда: «Тут дьякон должен сделать то или это», или же: «Тут ангел должен сделать…». Это то же литургическое служение, которое совершается во времени, в той или иной конкретной церкви, и «в то же время», если можно так выразиться, и на небесах, за пределами времени.

На этом этапе время уже не в счет. Христос помянул Свою смерть и воскресение еще до того, как все совершилось; а православные церкви уже сейчас поминают Его второе пришествие в конце времен. В этой молитве, в которой Церковь благодарно «вспоминает» все дары, полученные от Бога, она вспоминает также и будущее, о чем очень красиво писал отец Киприан Керн [224].

В православной церкви большинство приходских священников женаты. Отец Виржиль Георгиу рассказывал, что, когда он был еще совсем маленьким, его отец, священник в маленькой бедной деревушке, объяснил ему, что в церкви время уже не преодолено.

«Каждое воскресенье, – рассказывает он, – когда служилась Божественная литургия, я улавливал, что на ней невидимо присутствуют, рядом с ангелами, все люди деревни, умершие или погребенные вокруг нашего дома. Но рядом с ними, и рядом с ангелами, там присутствовали заодно и все те будущие христиане нашей деревни, которым только предстоит родиться через месяцы, годы или даже века. В наше маленькой церквушке, как и во всех церквях, не было больше деления на прошлое, настоящее и будущее» [225].

К сожалению, латиноязычная Европа постепенно утратила это понятие сакрального пространства и времени. Это и стало одной из причин раскола в Западной Церкви. Протестантские церкви держались за четкую и торжественную формулировку Послания к евреям [226]: нет иной жертвы для нашего спасения кроме Крестной жертвы Христа. Тогда как католики не хотели предать собственную традицию, тоже довольно четко утверждавшую, что каждая литургия оказывается подлинным жертвоприношением. В истоке своем оба эти утверждения одновременно были истинными, и никакого противоречия тут не было. Ведь все знают, что служение литургии будет не «другим» или «новым» жертвоприношением; это все то же Крестное жертвоприношение, одна и та же жертва, единственная и неповторимая, к которой мы просто присоединяемся в разные моменты времени. Но как только понятие сакрального пространства и времени оказывается утраченным, тут же одно из этих утверждений вступает в противоречие с другим. Так что приходится выбирать одно или другое.