Учитель объяснял свое поведение так: «Не ищи переживаний и не привязывайся к ним. Ты пытаешься схватить то, что не может быть схвачено. Будь нормальным. Будь естественным. Не привязывайся к состояниям счастья. Если ты будешь делать это, ты просто создашь себе больше желаний».
После того как Ом Пракаш прочитал этот рассказ, он прокомментировал его следующим образом:
В то время Пападжи обычно не позволял людям сидеть перед ним с закрытыми глазами. Раман был исключением. Он регулярно входил в эти самадхи или йогические трансы, и Пападжи разрешал ему находиться в них часами. Раман, видимо, в этих состояниях утрачивал представление о времени, поскольку у него было впечатление, что Пападжи выводил его из них сразу же, как только он в них входил. А я помню, что он регулярно оставался в них по нескольку часов кряду. Как сказал Раман, Пападжи в конце концов вмешивался, чтобы привести его в нормальное состояние. Он нажимал точку на макушке головы Рамана, и через несколько минут Раман вновь возвращался в нормальное состояние.
Однажды Пападжи сказал, после того как вернул его в обычное состояние: «На сегодня достаточно. Ты можешь продолжить завтра».
У меня не было ощущения, что Пападжи был против того, чтобы Раман входил в эти состояния. Он просто не хотел, чтобы он находился в них слишком долго.
Раман продолжает свой рассказ:
Учитель был безжалостен, когда нужно было смести чьи-либо представления или переживания. Хотя у меня и осталось много теплых воспоминаний о его любви и сострадании, когда я вспоминаю те годы, которые провел с ним, я неизменно помню его жестким, суровым разрушителем, который был всегда готов сокрушить любое проявление двойственности, если замечал таковое в своих учениках. Сейчас люди называют его Пападжи и считают его добрым, любящим дедушкой. Мне он никогда таким не казался. Для меня он был и всегда будет «учителем», со всеми атрибутами авторитета и благоговения, которые несет в себе это слово. Один французский ученик однажды сказал мне, что во Франции в 1970-х гг. учителя прозвали «мясником», из-за того, как безжалостно он отсекал все притязания, все представления, все отношения.
Во время некоторых наших более поздних визитов в Индию учитель приглашал нас к себе в Лакнау. После широких открытых пространств Харидвара Нархи сильно шокировал нас. Семейный дом учителя находился посреди многолюдного базара. Узкие улочки, по которым едва мог проехать автомобиль, вечно кишели шумной толпой пешеходов, рикш, повозок, торговцев и попрошаек.
Мы чувствовали, что нам оказали честь тем, что разрешили остановиться в его доме, потому что там едва хватало места для учителя и его семьи. Жасмин и я спали в зале на первом этаже, который днем служил гостиной. Жена учителя обычно спала в кухне на полу. У самого учителя была собственная комната наверху, а Сурендра [сын Пападжи], его жена Уша и их дети занимали остальную часть дома. Летом мы все спали на подстилках на крыше, так как жара внутри дома была невыносимой. Бетон днем накапливал солнечный жар, а ночью выделял его в комнаты. На потолках были вентиляторы, но они мало помогали.
Хотя мы часто проводили по нескольку месяцев в доме учителя, мы почти не общались с его семьей. Мы сидели с учителем в его комнате, в то время как остальные члены семьи занимались своими делами где-то еще. Только годы спустя мы как следует узнали Сурендру и Ушу. По вечерам приходили некоторые ученики учителя, жившие в Лакнау, но большую часть дня мы находились одни с ним, просто молча сидя в его присутствии. Основным его занятием дома было чтение. Каждое утро он внимательно читал утреннюю газету и письма, которые приходили ему. В течение дня, если у него было настроение, он брал духовную литературу и зачитывал нам отрывки из книги. Иногда нам везло, и он добавлял свои собственные комментарии.
Даже несмотря на то что учитель подолгу жил в этом доме со своей женой, сыном, невесткой и внуками, он, похоже, почти не общался с ними. Иногда утром Сурендра приходил к нему поговорить несколько минут, но кроме этого ничего не было. Оставшуюся часть дня он проводил по нескольку часов, сидя в своей комнате, не разговаривая и не двигаясь. Его глаза были открыты, и, хотя он, казалось, смотрел на стену перед собой, я не думаю, что он вообще что-нибудь видел.
Однажды, когда мы были там, его жена сказала ему: «Если ты будешь целыми днями сидеть и смотреть на стену, ты сойдешь с ума. Почему бы тебе не найти работу? Ты мог бы работать на заправочной станции на Ашок Марг. Тебе надо ходить и общаться с людьми. Это не очень хорошо для тебя – сидеть целыми днями, смотреть в стену и молчать».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу