Дэвид Годмен - Ничто никогда не случалось. Жизнь и учение Пападжи (Пунджи). Книга 2

«Опыт Я всегда постоянен, – ответил он, – но, если глубоко погрузиться в него, нет предела открытиям. Это похоже на бесконечную горную цепь. Ты достигаешь вершины одной горы, и видишь вдалеке другую. Ты достигаешь ее вершины, и видишь еще одну. На самых тонких уровнях бытия можно глубоко погрузиться в структуру одного-единственного атома, можно достичь самых далеких пределов вселенной или можно войти туда, где все творение проявляет себя, и даже выйти за пределы этого».

В письме, которое Пападжи написал Роману в 1981 г., он ссылался на эти свои исследования:

Лакнау

20 января 1981 г.

…я очень рад, что оказался в затруднении, достигнув границы своих ожиданий. Я прихожу туда и смотрю вперед, в огромное, все еще не открытое измерение. И я иду дальше. Постоянно продвигаться вперед – это игра, которая мне нравится. Может быть, я никогда не дойду до конца. И если я смогу это сделать, возможно, я не смогу это принять. Я приглашаю тебя присоединиться ко мне. Посмотрим, как оно устроено.

В письме, которое Пападжи написал на следующий год, он рассказывает, что произошло, когда он решил приехать из Лакнау в Ришикеш, чтобы продолжить свою интенсивную внутреннюю работу.

Лакнау

3 мая 1982 г.

Дорогие Раман и Жасмин!

Как вы знаете, я собирался поехать в Ришикеш по одному делу. Я думал, что это займет у меня по меньшей мере полгода, если не больше. Я хотел разгадать нерешенную загадку, которая пребывает вне времени.

Внезапно ко мне пришло понимание. Я не называю это достижением, приобретением, реализацией или даже просветлением. Так редко можно столкнуться с такой ситуацией. Я раньше никогда не знал, не слышал, не читал о таком и сам не переживал ничего подобного. Даже в своих костях я почувствовал сильное и очень странное потрясение. Я не могу назвать это свободой, мокшей или нирваной. Нет ничего, с чем можно было бы это сравнить. Я не могу определить, что это, и все-таки я попробую описать это.

Некая вибрация, которую можно назвать внутренним циклоном, захватила мою душу, ум и интеллект и смела все мои представления о времени и реальности. Раньше я был убежден, что все эти явления сменяли друг друга на фоне сущности, которая недвижима и которую я отождествлял с сознанием.

Теперь я поеду в Гималаи играть, а не выполнять какую-либо работу.

Хотя Пападжи и упомянул о том, что все его прежние представления и переживания в этом состоянии каким-то образом свелись на нет, он не сказал, что пришло вместо них. Много похожих описаний и исследований будут приведены в главе «Дневники».

Раман продолжает свой рассказ:

Хотя учитель, казалось, проводил по нескольку часов каждую ночь погруженным в глубокие внутренние состояния, он не побуждал никого заниматься какими-либо формальными медитациями. Ему нравилось, когда люди вокруг него ведут себя естественно и непринужденно. Когда я познакомился с ним, я все еще был сильно увлечен формальными медитативными практиками. Однажды учитель назвал меня «медитоманом», и я знал, что это обвинение справедливо. Однако учитель позволял мне медитировать перед ним, так как знал, что мне это нравится. Иногда он даже притворялся, что медитирует сам, но для него это была всего лишь игра. Если бы его окружали дети, он бы с удовольствием играл в их игрушки; когда рядом с ним были медитирующие, он играл с ними в медитацию, просто чтобы доставить им удовольствие. Однажды в Рам Мандире, в Лонде, я около двух часов сидел с ним в медитации. По крайней мере, я думал, что мы медитируем вместе. Когда я открыл глаза и посмотрел на него, он все еще сидел скрестив ноги, с закрытыми глазами, но при этом держал возле уха транзистор и слушал комментарии к матчу по крикету.

Учитель позволял мне потакать своей страсти к медитации только до тех пор, пока медитации не начинали давать интересные результаты. Иногда я погружался в экстаз или в транс. Если учитель видел, что это происходит со мной, он тряс меня за плечо, заставлял вставать и идти с ним на прогулку. В Харидваре эти отрезвляющие прогулки были довольно приятными, но если это происходило в Нархи, Лакнау, мне приходилось выходить с ним на многолюдный, шумный базар. Если я был в особенно тихом или чувствительном состоянии, эти переживания были для меня довольно неприятными.