Галина Мамыко - Монастырские

– Здравствуй, Богдан, – сказал отец Антоний. – Давно я хотел тебя увидеть. Но встреч, скажу как есть, все эти годы не искал намеренно. Не хотел, чтобы из‑за моего священнического сана у тебя возникли служебные неприятности.

– Однако, теперь ты почему‑то…

Богдан Сергеевич не договорил. Он собирался сказать резкость, но под внимательным взглядом сочувствующих глаз стушевался.

– Да, Богдан, теперь я, к сожалению, вынужден быть в этом кабинете. У меня безвыходная ситуация. Меня недавно чуть не убили люди из органов. Спасибо, лисица спасла.

– Что?

– Да, была у меня одна знакомая лисица по имени Рыжая. Собой пожертвовала. Бросилась на убийцу. В горло вцепилась.

– А… – Богдан Сергеевич не знал, что сказать.

Он был в замешательстве.

Помедлив, предложил, наконец, посетителю сесть.

– Как же это? – сказал Богдан Сергеевич.

Он не знал, как себя вести. Ему не хотелось, чтобы кто‑то узнал, что в его кабинете сидит поп, и они разговаривают. И самое неприятное, в который раз подумал Богдан Сергеевич, что этот поп и он, партийный руководитель, между собой внешне так схожи, что можно принять за братьев‑близнецов. Вот и отец говорил, что с дядей Колей они были как братья‑близнецы.

– Да так. У нас молебен шёл в церковном дворе, водосвятный. Людей было не так и много. И среди них стоял тот, с площади Дзержинского, которому приказали меня убить. Раньше я как‑то уже сталкивался с ним… Однажды он с пистолетом в кустах меня подкараулил, да лисица, подружка моя славная, его поймала. За штаны притащила. Он тогда заметно растерялся. И даже извинялся. Я уже подумал, на том и закончится. Да ошибся… И вот, спустя время, на молебне… Когда я стал кропить людей святой водой, он и достал свой пистолет. А вот выстрелить в меня не успел. Тут же Агапов бросился, закрыл меня собой…. Погиб мгновенно. Да‑а… За ним следом и я уже приготовился к подобной участи. И вдруг – Рыжая! Летит, сердечная, как птица, да мёртвой хваткой чекисту в горло. Он в неё и пальнул напоследок, перед тем как Богу душу отдать.

Священник замолчал.

– А кто этот, Агапов?

– Так… – священник перекрестился. – Царство ему небесное!

После паузы продолжил:

– Горло чекисту перегрызла.

– А сама что? Выжила?

– Нет. Куда там…

– А теперь что?

– А теперь вроде от меня отстали. Убивать, насколько понимаю, передумали. Один знающий человек шепнул: причиной тому – интерес зарубежной прессы к неудачному на меня покушению, да ещё с двумя трупами чекистов. Решили избавиться от меня иным путём. Собираются на Север отправить. Я потому и пришёл к тебе. Не за себя просить хочу (я‑то – ладно), а за семью. Сыновья, жена… Чтобы их не трогали.

– Ну, может, эта информация ошибочная, и всё обойдётся.

– Да нет. Это всё именно так.

– Надо подумать…

– Думать особо и некогда.

– А что ты мне предлагаешь? Ты хочешь, чтобы я пожертвовал своими домочадцами, чтобы потом и меня отправили вслед за тобою куда‑нибудь на Соловки?

– Да, да, понимаю… Брат… Прости… Просто я подумал, твой партийный авторитет высок, тебе опасаться нечего.

– Да не называй ты меня братом, не надо! – Богдан Сергеевич вдруг рассердился. От волнения у него перехватило голос. В этих стенах из уст священника – «брат»! – Ну какой я тебе брат. Впервые вижу.

Он поднялся. Священник тоже встал.

– В общем, так. Давай этот разговор закончим. И больше ко мне не приходи.

– Понимаю. Прости. До свидания тогда.

– Прощай.

– Храни тебя Бог. Я был рад тебя увидеть, Богдан. Живы будем – не забудем друг друга. А я со своей стороны, если что случится, всегда буду тебе рад помочь.

Пролог

Вместе с ночью приходила смерть.

Засыпая, Вера вспоминала о том, что на свете существует помимо жизни ещё и смерть, и потом проваливалась в эту самую смерть.

А утром случалось воскресение тела и души, и возникала сквозь пелену рассветных брызг очередная встреча с новой жизнью.

В отличие от жизни смерть всегда была одинаковой – молчаливой, чёрной. Внутри неё не требовались ни глаза, ни уши. Там царили слепота и глухота. Если не считать миражей. «Каждую ночь у человека отнимается Жизнь и вместо неё приходит Смерть. Приходит, проникает в тело и душу, а потом уходит. Но ведь когда‑то она придёт и – не уйдёт. Почему ни один человек в мире не умеет договариваться со Смертью?» – размышляла Вера.

Когда она вдумывалась в это самое вечное, мёртвое, холодное, в это самое «навсегда», ей становилось так страшно, её охватывал такой ужас… о, не было сил терпеть.