Святитель Филофей Коккин - Житие и деяния преподобного Саввы Нового, Ватопедского, подвизавшегося на Святой Горе Афон

Проведя целых шесть лет в таком безмолвном уединении, в постоянной, как я сказал, печали, великий совсем не выходил из того домика. Однако он разговаривал с некоторыми из приходящих, давая дивные советы относительно спасения и побуждая всех к усердным молитвам об общем мире. Особенно же впавшим в различные искушения и испытавшим непостоянство и изменчивость судьбы, свойственные тому времени и той междоусобной брани, он был отрадной пристанью своими молитвами и словами. Поэтому много о нем говорили во всех городах, хотя общее то возмущение и, так сказать, взаимное друг против друга неистовство, как бы темное облако, затемняло свет яркого этого светила. Когда же слава о нем повсюду распространилась и близкие и дальние, а также и из его отечества стали часто приходить к нему, случилось и следующее, как доказательство обитавшей в нем благодати и прозорливости.

Однажды некоторые из фессалоникийцев, придя в Константинополь, являются к дивному Савве, чтобы получить обычное наставление и побеседовать с ним. Приняв их, как говорят, с распростертыми объятиями и приятно по сердцу, говоря словами Священного Писания, поговорив, он стал расспрашивать потом и о происходившей тогда в Фессалонике междоусобной брани и убийствах. Нужно, однако, рассказать о том, что произошло раньше, чтобы таким образом чудо стало более ясным.

Когда еще божественный Савва подвизался в честной на священной Горе (находящейся) Ватопедской лавре, как и раньше сказал, часто приходили к нему для посещения и беседы некоторые из фессалоникийцев, привлекаемые славой о нем. Посетив и получив великую пользу и радость, они возвращались назад, нисколько не раскаиваясь в трудах путешествия, но даже находя дело гораздо выше ожиданий и самой славы о нем.

Один раз в числе их прибыл на священный Афон и один из почтенных честью тамошнего гражданства. С большим усердием приходит он в ту лавру, желая как будто видеть Савву. Но так как он нисколько не был достоин получить такую благодать по причине скрывавшейся в душе его жестокости и негодности, как покажет дальнейший рассказ, то и не допускается к этому публично от обитавшей в великом благодати, чтобы божественное не было, думаю, уничижено и осмеяно безумными, сделавшись легкодоступным для всякого желающего и даже и для самых злых. Не давайте, говорит Священное Писание, святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями (Мф. 7:6). Итак, приходит, как я сказал, Андрей – так его звали – в ту лавру и, принятый здесь с обычным радушием и честью, просит показать ему великого, ибо он для этого, говорит, главным образом и пришел. Когда же отцу, по обычаю, было возвещено монахами о его прибытии, а потом и о том, что он просит повидаться с ним и испросить его молитв, то великий, так как ему ясно было открыто Духом Святым о делах его, тотчас с самого начала отказывается видеть его. Они же, не зная о побуждениях, заставивших его так поступить, и полагая, что он отказался по смиренномудрию и любви к безмолвию, опять стали много его об этом упрашивать. Когда же, немало потрудившись в течение многих следующих дней, ничего не достигли – ибо он решительно не сдавался, – Андрей приходит к предстоятелю лавры, усиленно упрашивая его и говоря, что не оставит священного того братства (φατρίας), пока согласно намерению не увидит великого, ради которого он с усердием предпринял такое длинное путешествие. Этими и подобными им доводами обойдя (ύπελΰών) предстоятеля, – у него были там и друзья, старавшиеся и содействовавшие в этом, – он убеждает и его, которому вручено было управление ( οικονομίαν ) лаврой, а тот, взяв с собой более влиятельных и почитаемых за благочестие и возраст иноков, приходит к дивному Савве и просит за него. Но хотя и многие, и долго, и разнообразными словами упрашивали его за него, говоря, что он будто бы и общий друг нашей лавры, и старается о праведности и добродетели (καλοκατγαθίας), ценя ее больше всего другого, «вследствие чего, – говорят, – он не побоялся труда такого путешествия главным образом из-за тебя и твоей благодати, а потому совсем недостойно ни святого, ни такой добродетели такую благорасположенную ( εύγνώμονα ) и ревностную душу оставить, как говорится, с пустыми руками, ибо можно ожидать, что он, объятый тяжелой печалью, подвергнется болезни и окажется в опасном положении на чужой стороне, и тогда нас будут обвинять в бесчеловечности, как бы виновных в его несчастий».