Святитель Филофей Коккин - Житие и деяния преподобного Саввы Нового, Ватопедского, подвизавшегося на Святой Горе Афон

И вот, – говорил великий очевидец этого видения, – чем более они принимали священного того евангельского блеска и омывались свыше проливавшимся благовонным маслом, тем более являлись светлыми лицом, веселыми и богоподобными и тем еще более вследствие этого привлекали к себе даров, наполняя ими свои недра. Ибо всякому, говорит Господень голос, имущему дано будет и преизбудет. Отнесшиеся же с ропотом и ожесточением к отеческим прещениям и справедливому наказанию и стремившиеся душой к мнению, полные гнева и ярости, добровольно – о горе! – лишили себя божественной той славы и светлости, почему при раздаче тех божественных даров, если случалось чему-нибудь из этого упасть на них, они всеми руками отталкивали эти почести и с гневом бросали назад на божественных Ангелов. Они же, исполнившись вследствие этого печали и праведного негодования, уже совсем не удостаивали их своего внимания и даже и близко не допускали их, ибо от неимущего, говорит Божественное слово, и то, что кажется, будто он имеет, отнимется от него (Мф. 13:12; Мк. 4:25), так как он не захотел благословения. Итак, когда светлые Ангелы, как я сказал, отвращались от них или, лучше сказать, они сами глаза свои закрывали, так что не могли смотреть на сияние истины, они тотчас оказывались полными мрака и горечи и всякой душевной неприятности и муки. Так обходя, как я сказал, весь дом, светлые Ангелы Божии исполняли множество отцов и самые даже столы находившихся в их руках благ. Я же, видя это, друг, полный неизреченной радости, и лицо, и руки, и самые, так сказать, недра жадно протянул для принятия тех благ – ибо неужели же я какой каменный или враг самому себе? – и человеколюбивые раздаятели тех даров дали и мне обильно.

Поэтому что касается меня, то я желал, чтобы отец никогда не прекращал тех поношений и прещений, чтобы таким образом и Ангелы не прекращали раздаяния. Ибо чем более, казалось, он усиливал свое негодование и брань, тем большие и обильнейшие мы получали дары, и свет увеличивался, и все казалось полным блеска и неизреченной славы. А когда, встав из-за трапезы, они возносили общую благодарственную молитву, совершая вместе с этим священное воспоминание Госпожи и Богоматери и принимая священный тот дар [218]и освящение, опять явились там божественные и честные служители возле стола пастыря, вместе с нами со страхом и благоговением предстоя и молясь и воздавая достойное почтение Матери общего Господа, а вместе с тем показывая этим общение, любовь и мир с людьми, а также полное согласие ангельского естества, которое произвел воплотившийся выше слова Бог Слово, примирив, как говорит божественный апостол, небесное и земное, разрушив вражду крестом и одну Церковь из обоих соделав (Кол. 1:20; Еф. 2:14–15). Когда же мы двинулись к выходу и пастырь пошел вперед, то за ним последовали и блиставшие светом Ангелы, неся в руках дары, как и прежде, и все продолжая, как казалось, то прекрасное раздаяние. Когда отец опять начал, как знаешь, нападать на всех, негодуя и обличая за бесчиние среди трапезы, опять Божии служители принялись за совершение прекрасного своего служения, разделяя с величаишеи радостью дары, как и раньше, предстоящим братиям. Притом светоносные те Ангелы не только стояли, пока не вышел пастырь, но и вышли вместе с ним. Когда же он остановился на обычном месте, чтобы по обычаю дать братиям благословение и прощение, и они стали вблизи его. Продолжая смотреть, я увидел, что на выходивших с любовью и благоговением и смиренно преклонявших колени, испрашивая у отца прощения, божественные Ангелы взирали радостно и весело, охотно давали им дары и с некоторой сладчайшей и скромной улыбкой опять что-то единственно шептали, влагая вместе с тем в руки их какое-то дивное, гораздо лучшее, чем это обыкновенное, золото, которое раздававшие, казалось, вынимали из своих недр. А неблагодарных, роптавших и негодовавших на отца и вследствие этого со скорбью и лицемерно склонявших колени они совершенно не удостаивали даже своего внимания, но отвращали от них и руки и лица, и те уходили вследствие этого без всего. После этого, – говорит, – когда уже все монахи с предстоятелем разошлись по келлиям ( οικίσκοις ) своим, и совершители чуда – Ангелы – скрылись из глаз моих».

Таково то дивное видение. Этого удостоила великого благодать, и такую чистую он имел душу и глаза, что нисколько не лишался, еще находясь в узах плоти, ангельского общения. И нет ничего странного в том, что он жил и беседовал с небожителями, так как еще раньше, как выше было сказано, он удостоился созерцать Бога и Ангелов. Пораженный всем слышанным – ибо он еще не знал хорошо великого, – любезный ученик тот всецело предается ему и соединяется неразрывными узами дружбы и любви, а лучше сказать, быв до сих пор другом, становится с того времени сыном и учеником и, живя вместе с ним до отшествия его ко Господу и разрешения, послужив хорошо телесным его нуждам и ничего из его дел, сколько это возможно, не оставив нерасследованным, большую часть сказанного правдиво передал нам, как мы выше сказали.