Коллектив Авторов - Каноны христианства в притчах

Он не упускал случая повторить, что дети – существа священные, что Царствие Божие принадлежит детям, что должно стать детьми, чтобы войти в него, что должно принимать его, как дитя, что Отец Небесный, скрывая свои тайны от мудрых, посвящает в них младенцев. Представление об учениках своих почти сливалось у него с представлением о детях. Однажды, когда среди учеников возгорелся один из частых споров о первенстве, Иисус привел дитя, поставил его среди них и сказал: «Вот первый из вас – тот, кто смирен, как этот младенец, будет старшим в Царстве Небесном».

И детство действительно водворилось на земле во всей силе своей божественной непосредственности, своего наивного выражения радости. Все верили, что с минуты на минуту солнце столь желанного Царства взойдет. Каждый видел себя уже в нем на троне, рядом с учителем. Уже разделяли между собою места и старались сосчитать оставшиеся дни. Это получило название «доброй вести»; иным именем учение и не называлось. Старое слово «рай» выражало мечтания всех: восхитительный сад, где продолжится прекрасная жизнь земная. Неизвестно, сколько времени продолжалось это опьянение. В период этого волшебного озарения никто не считал времени, как не считают его в грёзе. Время остановилось; неделя могла показаться вечностью. Но сколько бы ни продолжалась эта дивная грёза, она была столь прекрасной, что человечество жило ею и далее, и уловить слабый отблеск ее лучезарного света еще и теперь это утешение для человечества. Никогда грудь человека не вздымалась от такого наплыва восторженной радости. В этом усилии – самом мощном из всех усилий, которые человечество когда-либо делало, желая подняться вверх со своей планеты, – оно забыло на один момент свинцовую тяжесть, которая приковывает его к земле, забыло печали юдоли земной. Блажен тот, кто мог видеть собственными глазами эту эру Божественного расцвета и приобщиться – пусть на один только день – к этой несравненной иллюзии. Но еще блаженнее тот, сказал бы нам Иисус, кто, отрешившись от всяких иллюзий, воссоздаст в себе самом это лучезарное сияние и без тысячелетней грёзы, без химерического рая, без знамений Небесных сумеет снова создать в своем сердце истинное Царствие Божие правотой воли и поэзией души.

В то время как Галилея с весельем встречала на празднествах появление своего любимца, печальный Иоанн томился ожиданиями и надеждами в темнице Махерона. Вести об успехах молодого учителя, которого еще несколько недель тому назад он видел в рядах своих учеников, доходили до него. Говорили, что провозвещенный пророками Мессия, который должен восстановить царство Израильское, пришел в Галилею и знаменует свое пребывание чудесными деяниями. Иоанну хотелось удостовериться в истинности этого слуха; тогда он выбрал двух из своих учеников, с которыми он имел возможность свободно общаться, и послал к Иисусу.

Они пришли к Иисусу в период полного расцвета его славы. Праздничная атмосфера, царившая вокруг него, поразила их. Привыкшие к постам и неустанной молитве, к жизни созерцательной, они были изумлены, очутившись вдруг среди ликований. Они сообщили Иисусу о цели своего прихода: «Ты ли тот, кто должен прийти в мир? Надлежит ли нам ждать другого?» Иисус, с некоторого времени совершенно не сомневавшийся в своей истинной роли Мессии, перечислил им события, которые должны были знаменовать пришествие Царствия Божия: исцеление немощных, возвещение бедным благой вести о близком спасении. Он свершил эти дела. «И блажен тот, – добавил он, – кто не усомнится во мне». Неизвестно, застал ли этот ответ Иоанна Крестителя еще в живых и если застал, то какое настроение вызвал он в суровом аскете. Умер ли он утешенным, с уверенностью, что возвещенный Мессия живет уже в мире, или унес с собой сомнения об Иисусе – ничто не говорит нам об этом. Но уже из того, что его школа продолжала существовать наряду со школой Иисуса, можно вывести заключение, что, несмотря на свое уважение к Иисусу, Иоанн не считал его воплощающим Божественный обет. Впрочем, смерть пришла разрешить его сомнения.

Снисходительность, выказанная вначале Антипой по отношению к Иоанну, не могла быть продолжительной. В беседах, которые, согласно христианскому преданию, Иоанн имел с тетрархом, он не переставая твердил последнему, что супружество его незаконно и что он должен отослать от себя Иродиаду. Легко себе поэтому представить всю силу ненависти, которую питала внучка Ирода к этому непрошеному советчику: она ждала первого случая, чтобы погубить его.