Константин Чубич - Гастролеры, или Возвращение Остапа

– Завхоз 2-го дома старсобеса был застенчивый ворюга, – рассказчик таинственно улыбался, будто застенчивым ворюгой был он сам. – Всё существо его протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно и постоянно стыдился, поэтому его розовые щёчки всегда горели румянцем застенчивости, стыдливости, конфуза. Завхоза звали Александром Яковлевичем, а его жену – Александрой Яковлевной. Она называла его Сашхен, а он её Альхен. Свет не видывал ещё такого голубого воришки.

Рассказчик посмотрел на единственную слушательницу в попытке определить её реакцию, судя по которой, та оставалась в неведении относительно сказанного. Тот продолжил, оставив на лице тональность насмешливого пренебрежения, с коим дантист общается с гинекологом…

– …В уездном городе N было так много парикмахерских и бюро похоронных процессий, что казалось, что в уездном городе N люди рождались лишь для того, чтобы подстричься, побриться, освежиться вежеталем и тотчас же умереть, но… в уездном городе N люди рождались и умирали крайне редко.

Виолетта покрутила головой, потом придала указательному пальцу восклицательное положение, что предполагало какую-либо версию или вовсе отгадку:

– Это «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова!

– Конгениально! Как говорил великий комбинатор Остап Ибрагимович Бендер. Как я могу не любить Высоцкого, если я исполняю почти половину его репертуара! – торжественно врал Жульдя-Бандя, поскольку исполнял не более дюжины его песен. – «Мы откроем нашим чадам правду, им не все равно: “Удивительное рядом, но оно запрещено!”» – захрипел он оригинальным голосом.

Виолетта, недоумённо скруглив бровки, спросила:

– А… Высоцкий что – тоже?!

– Судя по всему – да, – Жульдя-Бандя разочарованно вздохнул, волею судеб принуждённый поклоняться великому иудею. – Высоцкие – чисто еврейская фамилия, к тому же жёны у него были иудейками, как и друзья: Кохановский, Вознесенский, Ахмадулина, Абдулов, Янклович. Скажи мне, кто твой друг…

– А я скажу, за что тебя посадят!

Рассказчик улыбнулся, по-прежнему любуясь «достопримечательностями» хозяйки, что, судя по всему, доставляло ей удовольствие, иначе – к чему бы ей, сидя на диване, вульгарненько закидывать ногу за ногу, оголяя смуглые бёдрышки.

– Вот видишь – ты уже тоже цитируешь евреев, – обвиняя собеседницу в юдофилии, ненавязчиво упрекнул гость.

– Я отношусь к ним ровно, – Виолетта, подтверждая сказанное, прочертила ребром ладони в горизонтальной плоскости воздух.

– Тебе легче прожить, – тяжело вздохнул собеседник. – А я вынужден существовать с раздирающими меня на части противоречиями. Тебя когда-нибудь терзали противоречия?!

Виолетта разрезала губами щёки, что предполагало по этому поводу разъяснение:

– Я и сейчас живу, терзаемая противоречиями: с одной стороны, мне кажется, что я приютила обыкновенного жулика, с другой – альфонса и приспособленца, а с третьей – бабника и балабола, – женщина вперилась в гостя, на лице которого, при всей видимости отстранённости и равнодушия, читалось частичное согласие с этой частью обвинительного приговора.

– Да, но эти противоречия в тебя всего-навсего закрались. Через неделю их может уже и не быть, – вполне логично оппонировал Жульдя-Бандя. – А во мне они живут, причём, не просто соседствуют – они пожирают меня.

– В половине меня приютился юдофил, – он большим пальцем правой руки провёл поперёк живота, – а в другой – юдофоб…

– В верхней или в нижней?!

– В нижней, – не ожидая подвоха со стороны столь кроткого и милого существа, поведал философ.

– Спереди или сзади?! – Виолетта захохотала так заразительно и звонко, что это уже тянуло на статью Административного кодекса «Нарушение общественного порядка», если учесть тот факт, что было уже далеко за полночь.

Укротив эмоции, в безнадёжной попытке придать лицу парламентское выражение, Виолетта, видя постную физиономию потерпевшего, вынужденного надувать себе лежбище, поддела:

– А давай, я буду называть тебя Жульбарсом?! Жульбарс звучит намного приятней,

чем какой-то там Жундя-Бальдя…

– С условием, что ты восстановишь статус-кво и вынесешь эту субмарину на балкон, – выдвинул ультиматум новоявленный Жульбарс.

– Ангелочек ты мой, в моей квартире условия может ставить только хозяйка, но никак не дядя с подворотни!