Михаил Скачидуб - Хутор моего детства

Будто соревнование на именинах устроили мужики и бабы. Отчебучивали такие перлы юмора, и откровений, что забыть то невозможно.

Пили самогонку за здоровье и честь именинницы. Вспоминали минушие дни. Вспоминали войны лихолетье, всю тяжесть проклятой войны. И когда тётка Лукерья, это бывшее чудо красы, встряхнув свои косы златые, запела, над хутором, будто зарёю, явились Весна и Цветы: «Нэ жалию нэ о чём, нэ плачу. Жизть моя! Чи ты прыснылась мни…?

Все подхватили: "Будто я вэсэнней гулкой ранью, Проскакав на розовом кони…»

Под песню дядька Федька плакал. То ли от нанесённых ему оскорблений по поводу его «членства», то ли от тоски по любви, минувшей его, то ли ещё от чего, но плакал.

А когда через пол-года он тихо скончался, и его похоронили на хуторском кладбище, утопающем в кущах дерев и цветов, хуторяне поставили ему крест с надписью: «Упокой душу ёго, Господи».

Живут же люди!

Антон Чухмарь, возвернувшись из города, куда ездил на базар, рассказывал хуторянам, смакуя махру козьей ножки:

– Щастлыви люды живуть в городи! В магазинах чого тилько нэма! Ковбасы якись «Хряковски», сыры «Пешидраньски» та «Голаньски», канафэты, шоколады, хурьма, кышмыш, усякый шурум-бурум с Кавказу та с Азии. Та цэ шо! А культура яка!

Прямо посэрэд городу, на «Газетном» закоулку можно до витру сходыть! Тама у подвали е уборна така. Народу кублыться в очириди тьма, як буддто усим зразу приспичило. На двэрях таблычка, а на нэй напысано: «Герои Советского Союза, Герои Труда, Кавалеры Славы и Депутаты – бесплатно. Участникам войны, партизанского движенья, подполья и всем остальным – платно. Женщинам и малим дитям – в порядке общей очереди».

А шоб порядок був, тама два милицинера на двэрях стоять. Документы проверяють. А по другу сторону от уборной стоит милицейска «кутузка» и туды афиристив усяких сажають до выяснения личности.

– Антон, шо ты брэшешь! Яки у уборной афиристы? – раздались голоса.

– А сами шо ни на е настоящи! Одын так рвався в уборну и крычав на усю очиредь, шо вин «Кавалер», а документов у ёго нэ оказалось. Хто же вин?! Афирист! А одна баба крычала, шо вона «Мать-Героиня», а дитей з нэю нэ оказалось! Хто ж вона!? Афиристка! В кутузку еи, заразу! Из-за таких скилько ж людэй в штаны наложило!

Рассказ Антона запал в душу не одному хуторянину. Кто ж не хотел увидеть, «як люды живуть»?

Однажды в «студёную зимнюю пору», поприкинув шансы-балансы, колхозные труженики, снарядились оклунками, и – «до базарю», в райцентр. Там и торговали. Но двое, Фёдор и Петро, грея за пазухой мечту увидеть «як люды живуть», решились побывать в областном городе, увидеть своими глазами, и, если Антон что сбрехал, «причесать его и в хвост и в гриву» перед всеми хуторянами.

На «Старом базаре» города Ростова-на-Дону распродались они быстренько. Там же народу, как звёзд на небе!

– Бачишь, Пэтро, яки деньжищи у людэй? Всэ хапають, хапають! Нэяк нэ нахапаються.

Пока распродавали мужики сало, битую птицу и прочий натуральный продукт, их подпёрло.

Попытались они приткнуться за угол какого-то ларька для справления нужды, но не тут-то было! Бабы-продавщицы укрыли их таким «мокрым рядном», что у тех волос на всём теле дыбом встал.

– Дамочки, – смущаясь, залепетал Фёдор, – а шо ж нам робыть? Спасу нет, як припэрло.

– Что делать, что делать? Пердеть да бегать! Бегите на «Газетный». Там и сральня, и ссальня, и газеты, и всё, что хочешь!

– А дэ цэ то е?

Продавщицы уточнили:

– Идите на хутор бабочек ловить, пока рёбра целы!

Пришлось спрашивать у всех базарных людей. А те показывали руками в разные стороны. Кое-как выбрались за ворота. Но и там народу тьма. Торгуют, кто с газетки, расстеленной на земле, кто с ящичка, а кто прямо из сумки. Трамвай, как бронепоезд, грохочет и дзинькает беспрестанно. Соборный колокол бухает. Жизнь кипит! Потребность в уборной нарастает, а спрашивать про уборную как-то неудобно.

– Люды, де тут газеты выдають? – спрашивают скромно Фёдор и Петро.

– Вон видите «Союзпечать»? Там газет, хоть ж…й ешь, – подсказала культурная с виду дамочка, продающая трёх котят в коробке из под туфлей.

Петро сунул голову в окошко «Союзпечати». За столиком сидела дебёлая женщина с волосами пшеничного цвета, собранными копёнкой на макушке, отчего голова её напоминала огородное пугало, и лишь накрашенные бурачной помадой губы, да синь вокруг глаз подтверждали её женскую природу. К ней Пётр и обратился с надеждой:

– Дамочка, нам бы в вашу… уборную. Терпежу бильше нэма. Я вам заплачу.