Алексей Кутафин - Куролесовы страсти

– Слышишь, или мне кажется? – спросил у него спросонья Лёнька.

– Слышу, слышу… – недовольно объяснил Сенька, – храпит кто-то.

Храпение постепенно стихало. И Лёнька, сомкнув веки, попытался снова заснуть…

Но очередное громкое и внезапное: «Хр-р-р!» опять разбудило его, заставив подскочить от испуга.

Семен тоже привстал и раздражённо позавидовал:

– Тебе повезло ещё, успел подрыхнуть немного. А я почти с самого начала эту музыку слушаю, и никак задремать не могу.

– А мне жутики снились. Зверюга-скотина-свинтус! – оправдался Лёнька, чтобы он не слишком уж расстраивался.

– Я тоже успел посмотреть немного… Мне наша местная колдунья привиделась, бабка Ядвига. Тоже свиньёй обернулась, рычит, хрюкает. И давай гоняться за мной. Еле ноги унёс. Пытаюсь удрать от неё, а ноги будто на месте топотятся. Хорошо проснулся, а так бы догнала, – рассказал свой вещий сон Сенька.

– Давай позырим кто храпит, – предложил Лёнька.

– Пойдём позыркаем, – с готовностью согласился Сенька, заранее предполагая: – Наверняка, это Борька.

Они ползком подкрались к спящим. Храп как назло прекратился, и невозможно было определить источник его происхождения.

Первым на пути лазутчиков оказался Боря.

Семён нащупал в темноте его лицо и зажал ему нос, перекрыв кислород.

Борька перестал вдруг дышать, даже не пытаясь задействовать для своего спасения рот.

Семён подержал его немного на кислородном голодании и разочарованно отпустил нюхательный орган.

Бориска часто задышал, жадно хватая носом спасительный воздух, но – беззвучно.

– Не он, – деловито прошептал Сенька, теряя интерес к подопытному.

Дальше он решил продолжить эксперимент на Борькиной маме. Но не успел – беспокойный претендент вдруг резко обнаружил сам себя: «Хыр-р-р… …Рых-х-х…», заставив ребят от неожиданности подпрыгнуть на месте.

– Дядя Федя! – смекнул Лёнька, рассматривая грузную фигуру под вздыбившимся одеялом.

Они осторожно подкрались к объекту. И принялись экспериментальным путём устранять шумную причину их бессонницы.

…Что они только ни делали. Щекотали его нос пером. Пытались засунуть туда соломинку. Тихо подсвистывали ему в ответ. И даже откровенно сжимали подрагивающие губы. Но всё безрезультатно… Храпун только громко чихал, не просыпаясь и не прекращая своё беспокойное зловредство…

Наконец Семён резонно предложил единственный разумный выход:

– Айда ко мне на сеновал?

– Пошли, – обречённо согласился Лёнька.

Они огородами пробрались к Семёновской усадьбе. И бесшумно забрались по лестнице на хлев под навес крыши.

Бухнувшись в мягкую перину из душистого сена, лежащего здесь под крышей повсюду, они могли наконец-то насладиться обретённой тишиной и покоем.

Пахло сеном и гумном. Снизу доносились шорохи притихших домашних животных. Где-то среди них шумно вздыхала Доходяга, воруя сенной воздух своими большущими ноздрями. Но эта музыка – скорей убаюкивала, чем раздражала.

– Эх, хорошо! Сеном пахнет! Я бы всё время спал на сеновале, – зевая, восхитился Лёнька.

– Хорошо то хорошо… Но для этого сено надо сперва скосить, потом загрести в копны, а опосля ещё привезти с поля. Скоро Иван-Купала. На него обычно сено косят. Батя, который день уже на покосе. Так что готовься, ни-сегодня-завтра и нас припашут обязательно! Там и нанюхаешься.

– Поможем… – засыпая, откликнулся Лёнька.

***

Родичи собрались в дорогу далеко после обеда.

Тётя Тома долго увещевала Борьку расставаемыми напутствиями. И даже всплакнула на прощание.

Борька смущённо стойко выслушивал наставления. Кивая, он молча соглашался, обещая: мыть руки перед едой, ежедневно чистить зубы, ложиться вовремя спать, хорошо кушать, и так далее и тому подобное – массу других повседневных мелочей, о которых каждый знает с малолетства.

В последний момент перед отъездом маменька, спохватившись, достала из багажника уже заведённого автомобиля – большой заметный ярко-жёлтый эмалированный горшок. И навязчиво вручила его в руки, засопротивлявшегося было, сынули.

Такого позора на глазах товарищей Борька не ожидал. Густо покраснев, он еле дождался – когда отъезжающее авто скроется за поворотом, нетерпеливо пытаясь спрятать вручённую посуду за спину от ироничных взглядов собратьев. И как только родители скрылись из вида – гневно запустил ненавистно-позорный предмет в густые заросли крапивы.

Там, где упал горшок – сразу что-то с треском и грохотом ухнуло. И над крапивой поднялся пыльный столб, как от атомной бомбы, только немного поменьше.