Алексей Кутафин: Куролесовы страсти

Неожиданно посреди улицы раздалось негромкое нежное мычание.

И Борька, забыв о боли – кубарем перевалился через забор, вместе с подлетевшим от неожиданности Цыпой. И, опасливо оглядываясь, бросился к маменьке, со страхом показывая на улицу.

– Мамочка бык!

…По улице, помахивая хвостом, мирно брела мелковатая тёлка…

Его мамаша взглянула на объект устрашения и умиленно просвятила напугавшееся чадо:

– Это не бык, сынуля, это тёлочка. И рожки у неё совсем ещё не подросли. Она ещё маленькая и не бодается. Иди лучше с мальчиками познакомься. Они тебе всё расскажут и покажут.

Борька насупился и поплёлся вглубь двора. Досада от очередного конфуза не давала ему покоя. И, скрывая раздражение, он решил реабилитироваться на курицах. Возникшая спасительная мысль придала ему уверенности, и он снова заважничал, возомнив себя докой в куриных вопросах.

Степенно прошагав мимо хихикающих собратьев, он мимоходом деловито осведомился:

– Где тут у вас курятник? – и интригующе проследовал в указанном направлении, разговаривая со своим нахохлившимся кочетом: – Пойдём, Цыпа, я тебя с друзьями познакомлю. Будешь жить в стайке, на природе, как настоящий боевой петух! Может, и подрастёшь ещё немножко.

Цыпа недовольно что-то квохтал ему в ухо. Нервно перебирая худыми лапками, он настороженно озирался по сторонам, предчувствуя недоброе. И опасливо косился с заплечного высока – на крупного краснопёрого соплеменника.

Борька по безрассудству слишком резко открыл дверку стайки, всполошив несушек внезапностью.

Потревоженные куры, хлопая крыльями и поднимая тучи разноцветных пёрышек – залетали взад-вперёд вверх-вниз, беспокойно закудахтав.

Невзирая на переполох, Боря всё же спустил упиравшегося Цыпу на пол, к новоявленным подружкам.

Но привередливые клуши – недовольно заквохтали, пытаясь клювом достать неприглядного мелковатого бесцветно-белобокого замухрышку-петушка.

И Цыпа, испугавшись – быстро ретировался по руке хозяина. Он забрался ещё выше своего привычного места, вцепившись когтями в темноволосую шевелюру на Борискиной наивной башке.

Настала Борькина очередь расплачиваться за необдуманную выходку.

Краснопёрый сзади с разбега клюнул хозяина конкурента, посягнувшего на чужую собственность.

И Борька с воплями кинулся бежать, сбросив с себя всю напускную напыщенную спесь…

Краснопёрый вдогонку не раз ещё пускал в ход своё грозное оружие – острый клюв и когтистые шпоры, в атакующем полёте пытаясь достать – и своего белобокого собрата-наездника. …Пока гости-новички, обомлевшие от такого «радушного» приёма, с позором не скрылись в дверном проёме хаты.

Кочет-забияка ещё долго задиристо бился в яростном порыве о захлопнутую дверь. Ну, наконец, угомонился. И грозно проорав во всё горло победное: «Кукареку!», удовлетворённый, чинно зашагал в курятник успокаивать свой разволновавшийся гарем.

Пристыженный Борис, почёсывая обклёванные ссадины, насупившись обескуражено уселся за накрытый уже стол. Все его зоологические познания рассыпались мифом о суровую правду жизни.

Понурый Цыпа, нервно мигая, разместился рядышком, на спинке софы. И с нервной дрожью поглядывал округлившимся глазом за окно во двор на Краснопёрого.

***

Застолье затянулось. На улице уже давно стемнело.

Громогласно, протяжно и несвязно взрослые проорали по традиции и для души – пару-тройку дежурных песен. И один за другим, ничком и рядком – повалились спать в комнате. Оставив деткам в распоряжение – душную столовую-горницу.

Подхалим Борька во время концерта подвывал тактично отдельные куплеты. И сполна компенсировал свой подхалимаж, притулившись рядом с мамкой на застеленные чистенькие простыни. И тоже вскоре засопел, причмокивая губами и пуская слюни в сладком сне на мягкую подушку.

Обездоленные хозяева-старожилы – Лёнька с Сенькой – забрались на полок русской печки. И тоже улеглись, смыкая веки от впечатлений минувшего дня.

…Лёньке приснился страшно здоровенный кабан. Он угрожающе рычал и хрюкал. Всё громче и громче, приближаясь всё ближе и ближе…

Как не хотелось просыпаться, но опасность пересилила сон и заставила проснуться от страха.

На удивление – рыканье со сновидением не пропало. И Лёнька, не понимая, уставился на лежащего рядом Семёна.

Семён бодрствовал и, по-видимому, давненько. Он отсвечивал падающий лунный свет, таращась в темноту своими осоловелыми глазами.