Яков Сычиков - Покупатель пенопласта

Иногда полезно общаться с проститутками (в презервативе), проститутка это то, что объединяет людей разных профессий и уровней: сегодня она под рабочим, завтра под депутатом, послезавтра под бандитом, а сегодня под поэтом. Так – с помощью проститутки – я узнал об одном депутате, живущем где-то в особняке за высоким забором, недалеко от Москвы. Суть его притязаний до жриц любви несёт весьма мирный и осторожный характер: член он в них не запускает, но при этом требует, чтобы его возили по дому, за этот самый член держа. Надо учитывать, что сам он дома всегда на роликах – обутый в них. В доме всё сделано под то, чтобы кататься: скат вместо ступенек на лестнице, пороги у каждой комнаты – на манер трамплина, так что можно прыгать. Все стены обвешены плакатами со спортсменами-роллерами и фотографиями с соревнований, в которых он лично участвовал. На роликах он, видимо, с детства; спортсмен, блядь, тот еще, хоть и бухает от скуки. Работы в госдуме никакой нет: приехал раз в месяц, посидел, 500 тысяч получил. Ну, что-нибудь крикнул там с трибуны – и домой. Платят тем, кто никуда не лезет, не рвётся работать. И берут на такую работу только через родственников.

Все началось для нее с кухни, тут он опрокинул стопку, закусил и приказал везти его в туалет, потом мыть ему член, потом опять на кухню – водку пить, потом он подрочил на раздвинутый ее анус и кончил ей на спину. С тем и отпустил.

***

С такими евреями, как Бродский, и русские не нужны.

***

Солдаты мылись после Бородина, теперь и помыться можно, и умереть не грех чистеньким.

Денис Давыдов – высшее существо жизни.

Моро бесславно умер, защищая дуру Александра Первого.

***

Дед Гоголя со льдом на глазах, ветер, вьюга.

ОАО "Навоз Парнасский".

***

Ты что? Я ж только время спросить? – А я тоже только в метро зашел, а мне на спину харкнули. (Мужик остервенело оттирающий куртку снегом).

***

Губы ее были узелком, и когда она говорила узелок развязывался и завязывался.

***

В самом слове «газета» уже заключена порочность, я не читаю газет.

***

Мы думаем, что жизнь это крепость, хотим верить в это, но жизнь это пропасть.

***

Идет девушка зевает, смотришь ей в рот, как в гнездо.

***

Если в глазах отражается душа, то в голосе человека она слышится, звучит, либо дрожащая как и сам голосок либо…

***

От нас требуют того, чего нам не дали, и кроют тем, что благородство должно быть присуще врожденно.

***

Стрелял на шаурму паренек с продолговатым, не здоровым лицом умственно отсталого человека. Он хотел забрать мою внутреннюю шаурму.

***

Серый асфальт посыпанный белым солнцем, северным, зимним.

***

Из-под полы подола торчала бледная нога в сандалии, мелко и редко покрытая волосцой.

***

Ломов не любил обживаться. Общага. Бросил рюкзак в угол и закурил.

***

Писателю и читателю давно пора сесть за одним столом и обсудить все накипевшое. Книга – это совместный творческий акт, писатель все равно что предлогает читателю переспать с ним. С кем вы спите, с Пошляковым или с Римой Дуриной решать вам.

***

В нашем городе окна трамваев на уровне деревьев, высунешь голову, бьет по лицу ветками. Зашёл дед, из лица его росли волосы. Одни волнуются, что сидят; другие сразу засыпают: так легче. Бабушка полезла спать на верхнюю полку.

***

Вытянутые по периметру кирпичные здания с дымящими трубами, общипанные редкие деревья; индустриальный район, дымный воздух, шлаки, зашлаченные злые люди, вечно серое заволоченное небо, мосты и дороги.

***

Изрисованные красочно стены надземной навесной модернизированной дороги, пробка, пересечение с железной дорогой, фургоны с хлебом.

***

На румяном советском фасаде расставлены квадратики окон, облупленное здание с башенкой, крошка кирпича, зияющие пустотой окна заброшенных зданий.

***

Блевотина примёрзла к бордюру.

***

Одновременный запах помойки и хлеба по выходу из метро. Торгуют пирожками, ворошит помойку дворник.

***

Худенький невзрачный мужичок стоял на остановке. – Здорова, Федька, слушай, это тебя я месяц назад здесь отпизженным видел? – Нет, я в этом году пизды ещё не получал.

***

Окропляли семенем лицо, прокляная тем самым жизнь и лик Божий.

***

У некоторых женщин пальцы такие грубые, что лак их не спасает, руки их выглядядт не лучше, если бы накрасили лапы шимпанзе; рядом со мной в метро сел священник, очень учтивый, осведомился у девушки прежде чем сесть самому, разрешения спросил, извинился предо мной за задетое колено. От него пахло какими-то маслами, наверно ладоном; в детстве я не переносил запаха ладана, у меня кружилась голова и начинало тошнить; и выходил я из церкви, и стоял на паперти, как нищий, лишённый права вступать в храм Божий. Когда он выходил я заметил что плечи его припорошены перхотью в целом он похож на служителя культа и на революционера одновременно что-то такое между Чеховым и Троцким.