Николай Исаев - Юмористические рассказы

В Колокольном переулке Шераварио наступил на ногу Гермогену — очень умному человеку. От этого в полдень стало значительно прохладней и не так хотелось пить.

Ободренный успехами, Шераварио поджег баню, после чего в тех краях практически перестали болеть желтухой.

С утра каждого дня Шераварио принимался за худые дела, чтобы сделать, как лучше. Копал яму, куда оступился почтальон (укрепилась семья, уменьшились разводы), обливал водой с крыши прохожих (в целях улучшения успеваемости в школах), кричал ночью под окнами дурным голосом (коровы давали молока больше и охотнее).

Скоро дела пошли в городе на лад. И тогда Шераварио решил добиться глубокого постоянного личного счастья — выстрелил себе в лоб из пистолета.

На похоронах Шераварио благодарные горожане говорили о нем очень много плохого и от души. В заключение выступил Шубрик Первый.

— Все дело в том, что не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — сказал король и громко засмеялся.

Я сидел в столовой самообслуживания и думал о том, как прекрасно писать юмор вдвоем. Сели за стол, он пишет, ты смеешься до упаду. С годами талант крепнет, зрелость приходит, кооператив поспел.

— Простите, здесь свободно? — спросил серьезный товарищ с обедом на подносе.

— Пожалуйста, — ответил я и вернулся к своим мыслям. — Так вот, думаю, на пару бы писать: одна голова, как говорится, полбеды, а вдвоем все веселее. Вот бы хоть с таким серьезным, дисциплинированным товарищем, как этот. Ест-то как. Сосредоточился, собрался. Наблюдает за котлетой. Была котлета. Нет котлеты. За гарнир взялся. Вот такой сядет за роман, встанет с трилогией. Без суеты, без паники. Была не была, извинюсь и предложу работать отныне вместе. Плечом к плечу.

— Простите, — начал я. — Вы, случайно, не юморист?

— Нет, — спокойно ответил он.

— А жаль, — пожалел я. — У вас хорошие задатки. И не просто юмориста. А крупного. С размахом…

— Шутите? — с надеждой спросил он.

— Тут такое дело, что не до шуток, — мрачно пояснил я ситуацию. — Ведь вы, я чувствую, такая глыбина, такой материк, таких делов можете наворочать, сказать страшно.

— Что вы говорите?!

— Но не один. Вместе писать будем. Я тоже человек мятежных страстей, резких контрастов, необузданного темперамента. Писать когда будем? До обеда или после?

— А вы уверены, что у меня получится? Я ведь раньше никогда юмор не писал.

— Ничего. Свежий взгляд, уста младенца. К тому же канву писать буду я, а вы только блестки, откровения. Нюанс, если когда в голову придет, тоже запишите, все сгодится.

— А что, блестки легче, чем канву?

— Я думаю, у вас блестки хорошо пойдут.

— А жена?

— Что жена? Жена будет поддержкой вам в трудную минуту. Она осушит ваши слезы, когда надо.

— А работа? Меня, по-моему, ценят на работе.

— На работе поймут. Крупные юмористы стране нужны не меньше, чем крупные специалисты.

— А мне сорок…

— А Мамин-Сибиряк когда начинал?

— Что, и Мамин-Сибиряк тоже? Ну, ладно. Может, и правда талант пропадает. Ждет своего часа. Пойду на работу, позвоню. Скажу, чтоб не ждали. Перо зовет. Кстати, у нас сегодня на работе один прибор сломался, может, напишем?

— По-моему, это тема… Можно. А кем ты там вкалываешь, старик?

— Ну как тебе сказать… В общем, академик я…

— Академик? Так ты… вы… акад… Извините, товарищ. Ну я пошел.

— А писать когда же?

— В другой раз как-нибудь. Чего-нибудь. Ну, пока. Ритмичной работы вашей академии. Нет, не надо. Нет. Привет.

Я выскочил из столовой и погрозил себе кулаком: «Соавтора ему захотелось. Ну, мы поговорим еще с тобой на эту тему. Придем домой и поговорим…»

Пошел я как-то покупать плащ.

— Выбирайте, — говорит продавщица, — синие, зеленые, коричневые.

Выбрал синий. Стал примерять. Скособоченно сидит. Будто у меня правое плечо выше левого. Сантиметров на двадцать. Около того.

— Это что ж такое?

Продавщица посмотрела со спины:

— Все в порядке. Только вы левую руку не в тот рукав сунули.

Помогла она мне руку куда надо пристроить, смотрю в зеркало — замечательно! Стою молодой, синий, вся жизнь впереди. Но только что за странное объяснение продавщицы?

«Как же это, — думаю, — все в порядке было, если я левую руку не в тот рукав сунул».

То есть как же это не в тот? Правая тоже в рукаве была?.. В какой же я тогда третий рукав влез?..

Снял плащ. Смотрю. На нем не то что три — четыре рукава!

— Это как? — спрашиваю. — В каком же смысле четыре рукава?