Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

— Два доктора считают, что все мои недуги просто от переутомления.

Приятель недружелюбно на меня посмотрел. Нашел на что жаловаться — на переутомление!

— Зато, — продолжал я, — доктор Какевозовутский утверждает, что я неизлечимо болен.

Приятель мой просиял от удовольствия.

— Вот как! Доктор Какевозовутский хорошо знает свое дело. Первоклассный доктор. Мне бы такого! А что именно у тебя?

— Он еще не знает, — сказал я. — Старается узнать.

— Может быть, рак? — сказал приятель, продолжая сиять от удовольствия. У меня на глазах он стал выздоравливать. На щеках появился румянец, морщины сгладились, фигура выпрямилась, как будто никогда никаких болей в его пояснице не было.

— Возможно, — сказал я, — что и рак, хотя точно установить еще нельзя. Но во всяком случае…

— Да, — сказал приятель, любовно взяв меня за руку. — Никогда не поверил бы, что ты так опасно болен. Почти, как я. Дай мне адрес твоего доктора Какевозовутского. Может быть, он мне тоже поможет.

Я ему дал адрес доктора Какевозовутского. Расставание наше было очень теплое. Он провожал меня до самых дверей, подпрыгивая и потирая весело руки.

— Береги себя, рак опасное дело, — сказал он мне на прощанье и стал насвистывать «Ваши пальцы пахнут ладаном».

К проституткам я отношусь с величайшим уважением.

Такое отношение у меня выработалось под влиянием различных произведений иностранной и российской литературы, в которых героинями были девицы легкого поведения.

Хотя, откровенно говоря, героини отечественной литературы были скорее женщинами тяжелого поведения, нежели легкого.

Одно время я предпочитал иностранных проституток, особенно французских, нашим рассейским.

Очень нравилось мне то, что большинство французских проституток, о которых мне пришлось читать, были куртизанками или кокотками.

Это совсем другое дело.

Одно время я даже мечтал о том, что когда подрасту и возмужаю, непременно поеду в Париж и познакомлюсь с какой-нибудь Дамой с камелиями и начну с ней кружиться в бурном вихре развлечений.

Но после того, как я подрос и возмужал, я все-таки в Париж не попал. По совершенно независящим от меня обстоятельствам. В парижский омут наслаждений я не окунулся и в бурном вихре развлечений не закружился.

Но зато я запоем прочитал французские романы, в которых проституткам уделено немалое и трогательное внимание. Я познакомился с куртизанкой Эмиля Зола по имени Нана, с прехорошенькой проституткой де Мопассана по прозвищу «Пышка» и с целым рядом других доступных женщин, созданных такими писателями, как Прево. Мирбо и Бурже.

Жаль, очень жаль, что я ни с одной из них лично не познакомился.

Российские проститутки мне никогда особенно не нравились. Но я их очень жалел.

Первые мои знакомства были с Соней Мармеладовой и Катюшей Масловой. Согласитесь сами, что закружиться с ними в вихре развлечений не так-то легко. В обществе Катюши Масловой и Сони Мармеладовой я, вероятно, как они сами, заливался бы все свободное от жарких наслаждений время горькими слезами.

Мы бы обсуждали и осуждали пороки нашего общества, трагедию человеческой жизни, невеселую долю русских людей вообще и русских девушек тяжелого поведения в частности.

Мое знакомство с проститутками значительно расширилось благодаря «Яме» Куприна.

Впрочем, признаюсь, что при первом чтении книга мне не понравилась. Я в ней ничего особенно замечательного не обнаружил. Удивился даже, что мои родители так упорно не подпускали меня к ней. Возможно, однако, что начал я изучать жизнь проституток по «Яме» чуть рановато: мне тогда было десять лет. Года через два-три я бы ее оценил по достоинству.

После второго чтения я проникся большим уважением к Куприну. Глубина его эрудиции меня потрясла.

Огромное впечатление на меня произвел рассказ того же Куприна о штабс-капитане Рыбникове. Был этот штабс-капитан японским шпионом, но так хорошо играл роль серого армейского офицеришки, что никто ни в чем его не заподозрил. Но плоть, как известно, слаба — даже у японцев. В один прекрасный вечер Рыбников пошел к проститутке. Он так увлекся пребыванием у нее, что вдруг заговорил на своем родном японском языке. Проститутка оказалась русской патриоткой. Она тотчас же доложила властям о своем госте — японце. Шпиона поймали!

Если верить Леониду Андрееву и другим российским писателям конца прошлого и начала этого века, наши революционеры нередко скрывались от полиции либо в частных квартирах проституток, либо в домах терпимости. Правда ли это, или нет, сказать не берусь. Я неоднократно пытался поговорить на эту тему с кем-либо из ныне здравствующих старых революционеров — дореволюционных революционеров, если можно так выразиться. Но они увиливали от прямых ответов, и никакой полезной информации я от них не получил.