Иван Иваныч, конечно сознавал, что он столь же ответственен за Полушубкина, как за Сталина и Гитлера, Петэна, Лаваля. Поэтому он ничего не сказал; это для всякого мужа, вообще, благоразумно.
В комнате воцарилось молчание. Потом, взглянув на своего дорогого мужа с обычным недружелюбием, Анна Ивановна спросила:
— У американского консула был?
— Да, — нерешительно ответил Иван Иваныч, — был.
— И что же?
— Ничего.
— Ну и отлично, — сказала Анна Ивановна. — Ни в какую Америку мы все равно не поедем. Надо здесь выждать. Нельзя торопиться. У меня такое предчувствие, что все скоро кончится. Я всегда верю в свою женскую интуицию.
— Конечно, — быстро и без всякого воодушевления согласился Иван Иваныч. — Конечно, торопиться нечего. Но все же, думается мне, надо уехать отсюда прежде, чем с голоду подохнем.
— Не будь паникером, — оборвала приват-доцента жена. — Продовольственное положение заметно улучшается. Если такому неудачнику, как ты, удалось получить яйцо, значит наступает перелом. Немцы скоро уйдут, и мы вернемся домой, в Париж.
Впервые в жизни Иван Иваныч ответил жене вызывающе.
— Мы едем в Америку. Как только получим визу, поедем.
— Никакой визы мы не получим, — сказала Анна Ивановна. — Стоит только американскому консулу на тебя посмотреть, чтобы у него пропала всякая охота вообще кому-нибудь выдавать визы.
— А вот и не угадала! — торжествующе воскликнул Иван Иваныч. — Мы с консулом в самых лучших отношениях! Десять минут с ним сегодня беседовал и все по-английски! Я превосходно овладел английским языком. Помнишь самоучитель, который нам дала Маруся? Я весь самоучитель наизусть запомнил. Изъясняюсь совершенно свободно. Беда только, что я ни одного слова из того, что сказал консул, не понял. Полагаю, что он не чистокровный американец.
Иван Иваныч сладко зажмурил глаза и, после краткого молчания, возобновил:
— Америка вовсе не такая дикая страна, как ты думаешь. Там можно устроиться. Мой кузен Жан-Жак Бородавкин три года назад уехал в Америку и уже зарабатывает там бешеные деньги. Целых двадцать долларов в неделю. Представь себе — двадцать долларов, четыре тысячи франков в неделю! А если он еще ухитряется свое жалованье продать на черном валютном рынке, то это составляет не четыре тысячи франков, а пять тысяч! Даже если ему выплачивают жалованье фальшивыми долларами, он все-таки может получать по три тысячи франков в неделю. Сумма! Недаром все в Америке миллионеры!
— Ах так, ты уже собираешься с т а т ь американским миллионером! — ехидно заметила Анна Ивановна.
— Да — гордо ответил бывший приват-доцент. — Может быть, мне в Америке посчастливится и я там получу такую же должность, что и в Париже — консьержа. И даже если мне будут платить не двадцать, а пятнадцать долларов в неделю, это составит около двух с половиной тысяч франков! Я, конечно, стану миллионером!..
2. Нью-Йорк — 1945 год
Иван Иваныч был в плохом настроении. Он шагал взад и вперед по комнате, время от времени поглядывая в окно на ненавистный Риверсайд Драйв и реку Гудзон, которую американцы почему-то дико и непонятно называют Ходсон.
— Ну и река! — в сердцах процедил Иван Иваныч. — Не то, что наша матушка Сена.
В комнату вбежала Анна Ивановна. Вернее впорхнула, а не вбежала. Странное влияние оказывает Америка на женщин. Как только женщина попадает в Америку, она перестает ходить и начинает порхать. На голове у нее красовалась модная шляпка, похожая на пепельницу, в которой неожиданно расцвели грибы. Анна Ивановна бросила на диван несколько пакетов, тяжело уселась, глубоко вздохнула и печальным голосом, от которого душа могла разорваться на части, промолвила:
— Господи Боже мой, как я устала!..
Это еще одна из странных и страшных особенностей Америки. Тут женщины смертельно устают прежде, чем они начинают что-нибудь делать.
— Еще бы не устать, — сказал Иван Иваныч. — Целые дни по магазинам бегаешь. С ума сойти можно. Деньгами швыряешь направо и налево. Триста франков за пару чулок! Тысяча франков за шляпку! Квартирная плата обходится нам в три тысячи франков в месяц. Тридцать тысяч франков в год! Я же не миллионер! Зарабатываю только шестьдесят долларов в неделю!
Иван Иваныч еще раз остановился у окна и посмотрел с остервенением на Гудзон.
— Ну и страна, — сказал он. — На каком языке здесь говорят? Непонятно. Захожу в русскую газету, за подписку уплатить, так там говорят по-сербски! Забежал во французскую газету, — так только по-еврейски и говорят! А по-английски никто нигде не говорит. Это нам в Марселе казалось, что в Америке говорят по-английски. Помнишь, какие мы иллюзии в Марселе строили? Как рвались в Америку?
Читать дальше