Александр Шемионко - Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

«Неужели опять опаздываю?» – Белозёров, как мог, ускорял шаг, но идти вверх по склону сопки Варничной было нелегко, очень уж крутой подъем. Там, на самом верху, располагается Мурманский телецентр, где теперь Саня работал техником АСК, что в переводе на нормальный человеческий язык означает – аппаратно-студийный комплекс.

Белозёров взглянул на руку, где должны были быть часы, и опять подумал: «Ну вот, ещё и часы забыл дома. Неужели опять опаздываю? Ведь точно опаздываю, а ноги уже не бегут. Неужели опаздываю? У-у-у?»

А опаздывал он практически каждый день…

Наконец, махнув удостоверением перед носом сонного охранника у входа на территорию телецентра, Белозёров подбежал к большому зданию, где располагалась центральная студия.

Второй охранник находился внутри здания. Опять взмах корочками удостоверения – и бегом на второй этаж! Ну вот, ещё один пролёт лестницы, потом направо, и Саня почти на месте. И если его никто не заметит, значит, он и не опоздал! Вот и славно, трам-пам-пам!

Белозёров практически взлетел на площадку второго этажа и с ходу наткнулся на толпу народа. Здесь собралась добрая половина телецентра. Начальник зала передатчиков, Степаныч, мужчина небольшого роста и достаточно плотного телосложения, внимательно посмотрел на часы на своей пухлой руке и произнёс:

– Ну вот. Сегодня он опоздал ровно на семь минут! Кто ставил на семь минут? Дамы и господа, прошу расплатиться с победителем!

– Я! Я! Я! Я ставила на семь минут! – запрыгала от радости молодая девчонка, кажется, из редакционного отдела, внешне напоминающая сигарету – такая же маленькая, худенькая, с бледным, как бумага, лицом и волосами цвета сигаретного фильтра. А чего тут удивительного, если в обед она всегда брала только стакан кефира и две пачки сигарет!

Все присутствующие, кто шутливо причитая, кто смеясь, отдают девчонке деньги. Она радуется, как ребенок. И смешно прыгает на своих тоненьких ножках в белых ажурных чулках.

– Александр! Обед у тебя сегодня за мой счёт! – раздался звонкий от возбуждения голос «сигаретки».

– Да, да. А объяснительная записка с тебя на мой счёт! – А это низкий грудной голос Саниной начальницы, потерявшей сегодня на нём целый рубль. Большие деньги!

– Да пора бы уже и привыкнуть, сколько можно писать эти объяснительные… – тихонько ворчит обнаглевший Белозёров, зная, что дальше начальничьего стола эти бумажки никогда не уходят. Хорошо, что начальник – женщина, а женщины к нему всегда хорошо относились. Эх!

И так каждый день! Каждый божий день. Кроме выходных…

Коллегами по работе у Белозёрова были преимущественно женщины, и, естественно, каждое утро начиналось одинаково.

– Жанночка, ну как твой ребёнок? Всё нормально? А у меня, представляешь, проблемы с учителями. Не любят моего мальчика, все мозги прокомпостировали из-за его поведения! А он у меня такой умница, считает уже до ста, вот ему и скучно на уроках, вот он и вертится. Они ведь только начали проходить счёт. Ой, да на тебе новая блузочка? Какая прелесть!!! Дашь померить? Саша, проверь аппаратуру, сейчас нам в эфир выходить. Лизонька, а что это у тебя? Новая помада? Дай мне, я на себе посмотрю! Ой! Прелесть! Где брала? Да ты что! Не может быть! Сашуля, эфир! У нас всё нормально?

Катенька! Что это у тебя, новый бюстгальтер? Сашуля, отвернись!

И так каждый день…

Через два месяца работы Саня поймал себя на мысли, что стал прислушиваться к разговорам про детей и замечать, на ком какая блузочка! Да и сам стал одеваться во всё яркое и носить модные тёмные очки. Из белой кепки он сделал головной убор французских моряков, отрезав от неё козырёк, пришив сверху цветной помпон от старой детской шапочки и украсив шапку большим золотым якорем. После этого его даже стали принимать за иностранца, и у Сани появилась возможность заходить туда, куда простых советских людей просто так не пускали…