Александр Ефимович Власов, Аркадий Маркович Млодик
Армия Трясогузки
Обходчик Тимофей Егорович шагал по шпалам и, как рассерженный дятел, стучал молотком по рельсам.
Слева и справа стоял лес. Моросил дождь. Под мокрыми деревьями ещё лежал снег, серый, пропитанный холодной весенней водой.
Впереди лес кончался. Рельсы устремлялись к станции с водокачкой, устало опустившей свои хобот. Виднелась высокая труба, грязным пальцем уткнувшаяся в небо. Краснел кирпичный корпус депо, за которым начиналась кривая улица небольшого городка.
И в городке, и на железной дороге хозяйничали колчаковцы. Тимофею Егоровичу приходилось их обслуживать. Потому и сердился он, но приказ большевистского подполья выполнял свято: линию охранял днём и ночью. На его участке поезда проходили без задержек.
Иногда старый обходчик не выдерживал и, встретившись с Кондратом Васильевичем, с обидой говорил:
- Ты из меня холуя колчаковского делаешь!
Кондрат Васильевич руководил оставшимися в городе большевиками. Это был человек удивительной выдержки и большой воли. Выслушав старика, он в который раз принимался терпеливо разъяснять обходчику одно и то же:
- Ты - наши глаза на железной дороге. А глаза надо беречь!… Если какой состав пустить под откос потребуется, сделаем без тебя и подальше от твоего участка.
Тимофей Егорович возвращался на железную дорогу и снова шагал по шпалам, постукивал молотком по рельсам, подвинчивал гайки, забивал поглубже расшатавшиеся костыли, подсчитывал вагоны проходящих мимо составов и намётанным глазом безошибочно определял, что и куда везут. На запад шли эшелоны с солдатами и боеприпасами, а обратно возвращались теплушки, набитые ранеными, опломбированные вагоны с добром, наворованным для адмирала Колчака и его приближённых.
Обходчик уже подходил к опушке леса, когда сзади послышался перестук колёс. Тимофей Егорович сошёл со шпал на тропку и приготовил зелёный флажок.
Состав был короткий: паровоз, пассажирский вагон и четыре теплушки. Вместо машиниста обходчик увидел в паровозной будке двух солдат в гимнастёрках с засученными рукавами. Это возвращался карательный отряд, три дня назад выехавший из города. Колчаковцы сожгли несколько деревень и расправились с крестьянами, которые помогали партизанам.
Обходчик просигналил зелёным флажком: всё в порядке, путь безопасен.
Из теплушек вылетали пьяные голоса:
Соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поёт!…
Тимофей Егорович убрал флажок и с ненавистью сказал:
- Чтоб вам ни дна ни покрышки! Провалиться б вам сквозь…
Он не закончил ругательства и застыл с приоткрытым ртом. Состав громыхнул буферами, накренился набок. Вагоны, как подбитые утки, вразнобой заковыляли вдоль рельсов и с грохотом повалились вместе с паровозом под откос, подминая придорожный кустарник.
Эти странные флажки почти одновременно попали в два штаба: один - к колчаковскому полковнику, второй - к Кондрату Васильевичу Крутову.
Оба флажка были из белого батиста, с одинаковыми надписями. На одной стороне виднелось слово «красный», на обратной - два слова: «Армия Трясогузки».
Полковник брезгливо взял из рук адъютанта флажок, посмотрел на корявые буквы и спросил сквозь зубы:
- Что ещё за Тря-со-гуз-ка? Кличка партизана?
- Почерк детский, ваше превосходительство! - робко заметил адъютант.
- Ваша догадка лишена основания. Грамотность этих скотов до смерти остаётся на детском уровне, - возразил полковник. - Сколько разбито вагонов?
- Пять вагонов и… паровоз.
- Пять вагонов и паровоз! - воскликнул полковник. - Вполне наивный детский почерк!
Он взял карандаш, придвинул к себе донесение об аварии и наложил резолюцию: «Есаулу Благову. Расследовать. Начать с обходчика».
Читать дальше