Джон Барт: Плавучая опера

Ладно, на чем это я остановился? Ах да, я собирался пояснить, что мне предстоит "конкретно", так, кажется, было сказано? Или нет, пояснить, что подразумеваю под настройкой инструмента? Или насчет того, что у меня с сердцем неважно? О Господи, ну тяжелое дело - писать романы! Как, объясните мне, расскажешь историю, если не утрачена способность понимания смысла событий, из которых она состоит? Со мной все ясно, в рассказчики я совсем не гожусь: вот написал фразу, и тут же в ней оказываются какие-то метафоры да скрытые значения, которые я бы с вами вместе охотно загнал назад, пусть себе скрытыми и остаются, но вот беда, пока загоняешь эти, повылезают другие, а их тоже придется загонять, так что до самой истории мы вообще не доберемся, само собой - не доведем ее до конца, если этим своим метафорам я позволю резвиться как вздумается. Вообще-то я не против, пусть резвятся, по мне, и такие книги не хуже прочих, но ведь дело-то вот какое: мне действительно нужно объяснить тот день 21 или, может, 22 июня 1937 года, когда я окончательно переменил свой взгляд на вещи. И оттого придется нам с вами держаться основного русла, хоть поплывем мы в лодочке для одного мелководья пригодной, что же до притоков всяких да бухточек живописных - увы, хоть и жаль, а обойдемся без них. (Тоже метафора, и она-то как раз не просто для украшения, - впрочем, оставим это.)

Так. Значит, зовут меня Тодд Эндрюс. Имя можно писать с одним "д" или с двумя, в письме ко мне и так и этак обращаются. Но вас я предупреждал уже, чтобы не возникало по этому случаю неверных мыслей, а то еще подумаете: "Тод? Так ведь по-немецки „тод" - это „смерть", символика, стало быть". Сам я пишу свое имя с двумя "д" еще и для того, кстати, чтобы никакой символики в нем не подозревали. Только получается-то, что ничего я своим предостережением не добился, потому как сейчас вот пришло в голову - Тодд (с двумя "д") тоже символикой припахивает. Сами судите: Тод - "смерть", а в этой книге как раз про смерть много всего будет сказано; а Тодд - звучит все равно как Тод, то есть почти как смерть, - ну так книжка-то и будет почти про смерть, верней, про почти смерть.

И вот еще что напоследок. Вам, наверно, -случалось досадовать, когда книжка вроде бы сулит какое-то откровение, а под конец убеждаешься, что автор ловко этак вывернулся, и никакого откровения нет? Я-то уж сколько раз читал истории про разные удивительные штуки - ну, допустим, про то, как преодолели земное притяжение, или про телескоп, в который видно, что по Сатурну люди ходят, и еще про тайное оружие, которым можно всю Солнечную систему взорвать, - а потом оказывается, что ничего-то мне не объяснили, ни как же это наладились они с притяжением справляться, и насчет Сатурна тоже, - а люди там живут или нет? - и касательно Солнечной системы: это что же за оружие такое, чтобы ее вдребезги разнести? Но с моей книгой никаких разочарований вы не испытаете, это я обещаю..Беля прочтете, что я что-то там такое придумал, будьте уверены, я все вам объясню, насколько сумею, толково.

Стало быть, мое имя Тодд Эндрюс. А теперь полюбуйтесь, как я могу все нужное изложить в двух словах, если по-настоящему постараюсь: мне пятьдесят четыре года, роста во мне шесть футов, а веса - всего килограммов семьдесят, не больше. Вроде бы я похож на Грегори Пека, киноактера этого, если бы ему тоже пятьдесят четыре уже стукнуло, вот только стригусь коротко, чтобы не возиться с расческой, да еще бреюсь через день. (Я не хвастаюсь, сравнивая себя с Грегори Пеком, просто хочу, чтобы вы ясно представили, каков я на вид. Будь я Создателем, вылепил бы его лицо и свое тоже чуть иначе, подправил бы кое-где.) В обществе я занимаю неплохое положение, если судить по обычным меркам: я компаньон юридической фирмы "Эндрюс, Бишоп и Эндрюс" - второй Эндрюс это я и есть, - и практика приносит вполне достаточно, тысяч десять в год, ну, может, девять, никогда особенно этим не интересовался и не подсчитывал. Живу в Кембридже, а это центр округа Дорчестер, штат Мэриленд, восточное побережье залива Чесапик. Там я и родился, и отец мой тоже - Эндрюсов в Дорчестере издавна пруд пруди, - и никуда оттуда не уезжал, если не считать тех нескольких лет, когда был сначала в армии (Первая мировая шла), потом в университете Джонс Хопкинс, наконец, в юридической школе Мэрилендского университета. Холостяк. Занимаю одноместный номер в гостинице "Дорсет" по Хай-стрит, прямо напротив здания суда, а контора моя находится в. Адвокатском доме на Корт-лейн, всего квартал от отеля. Хотя деньги на житье зарабатываю юридической практикой, призванием своим вовсе ее не считаю, сотни других есть вещей, которые точно так же можно бы рассматривать- как мое призвание: я люблю плавать под парусом, выпивать, слоняться по улицам, пополняю свои "Размышления", могу часами разглядывать пустую стену у себя в кабинете, езжу стрелять уток и енотов, почитываю, интересуюсь политикой. Вообще многим интересуюсь, хотя ничем не увлекаюсь. Костюмы выбираю себе подороже. Курю сигары марки "Роберт Бернс". Из напитков предпочитаю ржаной виски "Шербрук" и еще имбирное пиво. Читаю много, но без всякой системы, точнее, система-то у меня есть, но не как у других. Спешить мне некуда. В общем, живу себе потихоньку - во всяком случае, после 1937 года стал так жить - и потихоньку добавляю страничку за страничкой к своим "размышлениям", вот точно так же, как дописываю теперь первую главу "Плавучей оперы".