Алекс Тарн - Украсть Ленина

Выходит, что, по логике вещей, соскакивать до Разлива не получалось, как ни крути. Ну, а затем уже все покатилось под откос, не удержишь. Быки, Колян, Цезарь, разливская директриса с мужем, да будет земля им пухом. Ты ведь теперь свидетель зверского убийства, Веня… да и, поди, докажи, что просто свидетель, а не соучастник. Конечно, все могло бы повернуться еще хуже, одержи Екатерина Вилоровна победу в идеологическом споре с Вовочкой: разве не она, поганка, предлагала сделать из «бомжей» чучела для музея? Лежал бы ты сейчас на витрине чучелом Гришки Зиновьева… Веню передернуло.

Так-то оно так, поганка поганкой, но заслуживала ли бедная директриса столь ужасного конца? Нет ведь, правда? Вполне достаточно было бы начистить рыло, да пнуть ногой под зад: гуляй, мол, дура… Ан нет. Идеологические споры в присутствии коротышек всегда чреваты смертью, как бы их, коротышек, не звали — Ленин, Гитлер или Робеспьер. Вон уже сколько вокруг него крови, ты только глянь, Веня: два десятка людей на яхте, супруги Степаненко… а он ведь только начал, только начал! Как это он сказал Гранатову: «Массы надо загнать в болезненное состояние и вести на штурм.» Чудовище, просто чудовище. И ведь растет, подлец, растет с каждым днем! И рос бы еще быстрее, если бы…

Вот именно, Веня. Вот именно. Теперь, когда Веня знал страшную коротышкину тайну, ему и в самом деле угрожала нешуточная опасность. Не то, чтобы прежде этой опасности не существовало. Необходимость в нем, как в переводчике, могла закончиться в любую минуту. Найдут кого-нибудь более подходящего: после объединения с партией Гранатова недостатка в кандидатурах не будет. Ну, а проблему отработанных кадров коротышки всегда решали быстро и однозначно. Пришедших в ненужность соратников закапывали по соседству с идеологическими оппонентами. Да-да, Веня, вон там, рядом с тем свежим аккуратным холмиком, под которым лежит чета Степаненко. Комната, куда поместили Веню и Вовочку, выходила на задний двор административного здания, и холмик виднелся из окна наглядным указанием на неотвратимость светлого будущего — как оппонентов, так и соратников.

Дождавшись, пока Вовочка уснет, Веня спустил ноги с кровати и некоторое время посидел так, прислушиваясь. Снаружи накрапывал дождь. Может, усилится к утру, и заставит отменить запланированную маевку, переходящую в путч? Веня покачал головой. Как же, заставит… Путч состоится при любой погоде. Он принялся шнуровать кроссовки. Цезарь расщедрился только на гардероб для вождя. Вене же с Вовочкой выдали обычную «бычью» униформу: спортивные костюмы, куртки и футболки с эмблемой международного общества защиты детей от взрослых.

Панцирная сетка скрипнула. Веня замер, но Вовочка дышал все так же ровно. Умаялся, бедняга, за барином бегать. То тело ему подай, то голову принеси, эдак и ноги недолго стоптать… Положение денщика осложнялось еще и тем, что вождь не спал в принципе: видимо, мумии не требовался сон или отдых. Поэтому по ночам, ввиду отсутствия иной революционной деятельности, коротышка либо читал газеты, которые поглощал в неимоверных объемах и с невероятной скоростью, существенно замедляясь только при разглядывании «Мокрой радости» или похожих изданий, смело пропагандирующих неприкрытую правду жизни, либо писал книги по всем и всяческим коренным вопросам бытия.

Вождь размещался на втором этаже, в бывшем рабочем кабинете Екатерины Вилоровны и охранялся целым стадом отборных «быков» во главе с Коляном. Вход в здание и окрестности тоже были перекрыты усиленными караулами: Цезарь не хотел никаких неожиданностей. Он уже начал отращивать усы и вообще многое ставил на завтрашний день.

Венина комната располагалась ниже этажом, что существенно упрощало дело. Дабы избежать излишних распросов, Веня планировал вылезти наружу через окно соседней кладовки, пересечь примыкающий к дому неширокий освещенный участок, а дальше продвигаться ползком, обходя таким образом многочисленные, но традиционно беспечные «бычьи» караулы. Перед тем, как выйти из комнаты, он подошел взглянуть в последний раз на Вовочку. Друг безмятежно спал, кривя младенческой улыбкой испитое пятидесятилетнее лицо. Где ты сейчас, Вовочка, в каких далях? Что тебе снится? Крейсер «Аврора»? Штурм Смольного? Въезд в Кремль под праздничный колокольный перезвон всех московских церквей? Счастье всех, кто снами? Не будет тебе ничего этого, дружище. Ни крейсера, ни Смольного, ни перезвона. А будет тебе маленький холмик рядом со Степаненками, аккуратный поначалу, провалившийся через год, когда подгниешь.