Владимир Елистратов - Взятие Фазелиса

Я хочу рассказать вам историю почти невероятную.

Хотя, с другой стороны, почему бы такой истории не произойти? Нормальная, если задуматься, история.

У меня есть дальняя родственница с прекрасным и звучным именем Арина Петровна Жабова-Давилова. Вообще-то она никакая не Арина, а Тракторина. Ей это имя родители дали сразу после выхода в свет фильма «Трактористы». В 39-ом году.

Но, согласитесь, в наши дни быть Тракториной как-то уж чересчур пикантно. Да ещё, пардон, Жабовой-Давиловой. Бог знает какие мысли в голову лезут. «Здравствуйте, товарищ, я Тракторина Жабова-Давилова…» Страшновато. Не то чтобы очень. Так, опаска берёт.

И правильно берёт. Надо сознаться, что первоначальное имя, как, впрочем, и фамилия у Арины Петровны полностью соответствуют её характеру. А характер у неё чумовой. В положительном смысле. Не женщина — танк. Изящный такой и мощный Т-56, с кокетливой белой хризантемой в дуле.

Жизнь Арина Петровна прожила бурную, имела четверых мужей. Правда, детей бог не дал. И сейчас она в полном достатке и в полной боевой готовности проживает в городе-герое Москве. При деньгах, квартире, даче, машине и всех прочих буржуазных пирогах. Брачных, так сказать, трофеях.

Арина Петровна ни в чём себе не отказывает. И очень любит кататься по курортам, причём не одна, а с Вовой.

Вова — это не человек. Всё гораздо серьёзней. Вова — это кот. Натуральный. Роскошная скотина камышовой породы, килограммов, чтоб не соврать, на пятнадцать. С отгрызанным в одном из мартовских рыцарских турниров ухом, усами, как у Семёна Михалыча Будённого, и зелёными, навроде крыжовника, глазищами. Взгляд — насмешливо-тяжёлый. Типа как у Александра Карелина. Сам Вова — полосатый серовато-дымчатый, местами с жемчужным, местами со стальным отливом. Лапы белые, пушистые, круглые — прямо теннисные мячики. В мячиках — финки. Коронный удар — левой лапой, наискосок: справа сверху — налево вниз. Удар матёрого ликвидатора. Железку, пожалуй, не разрежет, но брезент — только так, играючи.

Хвост, если Вова его поднимает вертикально (очень плохой, кстати, знак), — что-то типа пирамидального серебристого тополя. Верхушка чуть колышется. Туда-сюда, туда-сюда… Значит, Вова что-то задумал. Лучше уйти. И побыстрее.

Вова никого и ничего не боится. Ни овчарок, ни скинхедов. Достоинство у Вовы — самурайское. Осанка — имперская. Мяукает тихо и повелительно, с интонацией нефтяного олигарха.

Словом, зверюга — серьёзней некуда.

С тех пор как Арина Петровна подобрала полудохлого котёнка на помойке, выходила его и назвала Вовой (это её любимое имя: трое из её мужей были Вовы), они не расстаются ни на минуту. И такого единения душ я больше никогда не встречал, даже завидно.

Вова, вместе с Ариной Петровной, уже объездил весь мир. Вы можете себе представить, какой это кошмар и морока взять с собой животное куда-нибудь в Исландию или Непал. Все эти запреты, справки и прочее. Я уже не говорю о деньгах. Но на то она и Тракторина Петровна Жабова-Давилова, чтобы преодолевать трудности ради любимого Вовы. Нельзя на самолёте — плывут на пароходе. Нельзя на пароходе — едут поездом. Нельзя поездом — идут пешком.

И вот где-то три-четыре года назад произошла та самая история.

Вова с Ариной Петровной решили в тот год ни в какие там Австралии и Мадагаскары не ездить, а выступить скромно — посетить Турцию. Как массы. Но только массы, выпучив глаза и толкаясь локтями, мчатся в Турцию летом. А хитрый Вова с Ариной Петровной двинулись в путь в конце сентября. Делать им всё равно нечего. У Вовы вся жизнь — отпуск. Я с ними тоже поехал, потому что я человек творческой профессии, то есть такой же лоботряс и шлёндра, как и мой друг и тезка Вова. С Вовой мы, кстати, не то чтобы корешимся, но поддерживаем приятельские отношения: я его чешу за ухом, за тем, что не отгрызано, а он трётся об мои штаны и урчит, как кофеварка. Очень всё уютненько.

В сентябре на Средиземном море очень хорошо. Что за радость толкаться мокрыми попами в немецко-китайской толпе в Анталии летом — не понимаю. Народу — Вавилон. Жара адская. Ходишь всё время потный, как Валерий Леонтьев, и с вываленным на обожжённое плечо языком, как собака Павлова после опыта. Дыхание с предсмертным хрипом. Лежаки все заняты. Цены взвинчены. Турки вздрючены. Кошмар.

То ли дело сентябрь! Море — парное молоко. Народ схлынул. Лёгкий бриз шаловливо залезает тебе под майку своими прохладными детскими ладошками. Песочек тёпленький, нежный. Не надо перебегать с лежака в море, задирая кривые ноги до ушей, чтоб не обжечься, и орать что-то утробно-непотребное от боли. Не надо спешить первым к ужину в шведский стол, чтобы всякие там фрицы не сожрали твою клубнику. (А они сожрут, ещё как!) Не надо стоять в очереди к окошку с картонкой, на которой написано «Обмеп вадютıь». Нет, осенью всё не так.