Владимир Елистратов: Писатель Аркашка

У меня есть сосед — мальчик Аркашка. Ему восемь лет.

Аркашка — плотненький, крепкий, с серьёзными карими глазами. Воло́с у него — жёсткая каштановая копна. Когда кто-нибудь из родителей пытается её расчесать, Аркашка начинает глухо рычать, как собака. Скалит зубы. Переднего, правда, нет: выпал. Может и укусить.

Нет, Аркашка — он хороший. Типичный восьмилетний бандит. Не любит делать уроки, умываться, не зашнуровывает кроссовки, любит животных, сладкое, садистские стишки, подраться… Всё нормально, всё как у всех.

Но вот примерно год назад с Аркашкой кое-что произошло.

Началось всё с того, что родители в начале каникул накупили Аркашке книг. Про хоббитов, про Гарри Поттера. Ну, весь этот стандартный набор жертвы глобализма. У нас ведь всё так. Взрослым дядям и тётям сказали: «Ша! Всем читать Коэльо с Дашковой!» «Есть!» — сказали дяди и тёти. И читают. Мальчикам и девочкам сказали: «Ша! Всем читать про очкарика и английское школьное соцсоревнование!» «Есть!» — ответили мальчики и девочки. И все поголовно читают Дж. К. Ролинг. Партия сказала «надо!», комсомол ответил «есть!» Привычка. Генетическая.

Ну, ещё про очкарика этого меченого более-менее живенько написано. Не намного хуже «Незнайки». Я треть первой книги одолел. Дальше не смог, уснул.

А про этих, с кожаными пятками… Там, конечно, глубокие культурно-мифологические пласты, подтексты и архетипы… Я всё понимаю и уважаю очень Толкина, Дж. Р. Р. Но читать не могу. По убогости ума своего. Все эти Митрандиры-Горгоробы-Азанулбизары… Вся эта кельтская нечисть… Её чтоб только запомнить-то, надо сразу 350 граммов принять. Без закуски. Нет, мне Винни-Пух с Коньком-Горбунком милей. Хотя — дело вкуса.

Но Аркашка сначала прочитал всю Дж. К., потом — всего Дж. Р. Р. Потом Аркашке купили фильмы по романам Дж. К. и Дж. Р. Р. Аркашка их посмотрел. И на некоторое время затих. Три дня даже давал себя расчёсывать и не рычал. А потом зашёл как-то на кухню к маме с папой и сказал:

— Буду писателем.

Подумал и добавил:

— Воистину так повелевают Высшие Силы.

Подумал и ещё добавил:

— Ибо.

— Что ибо-то? — спросил папа.

— Просто ибо, — пожал плечами Аркашка. — Ну, я пошёл.

И Аркашка пошёл. И стал писателем.

Лёжа на полу в какой-то немыслимой позе, кверху попой и книзу головой (так к мозгу кровь лучше приливает, я пробовал писать в Аркашкиной позе — класс!), шевеля, как змея, высунутым языком, похожим на кусок радуги (от сосания фломастеров), Аркашка выводил в своей красного цвета общей тетради:

«И злой валшебнек Курамор ванзил мечь в плодь нещаснова добрава валшебнека Гулюлюна и три раза хахача пиривирнул яго. Хахаха! Ты пагибнеш!, кричал Курамор. Иба!..»

Особенно Аркашке почему-то нравилось слово «иба!» А ещё — «ваистену!» и «дабудит так!» А ещё он любил их комбинировать, например:

— Да будет так, ибо!

Или:

— Ибо, воистину!

Описания Аркашке не очень давались. Он их обычно, так сказать, максимально лаконизировал, например:

«Лес был страшный».

Или так (почти по-чеховски):

«Море было большое. В нём было много воды».

Но зато страшные вещи Аркашка смаковал. У него всё время кто-нибудь кому-нибудь что-нибудь откусывал с криком «Да будет так!», кто-нибудь кому-нибудь что-нибудь во что-нибудь вонзал и обязательно то, что вонзал, три раза «пириварачивал» («Ибо!»).

Вечером Аркашка читал свои произведения ближним. Сначала ближние (мама с папой) Аркашку слушали, но потом терпение ближних иссякло.

— Господи, какой ужас! — говорила мама. — Аркаша! Да что же у тебя там за кошмары такие! Ты же ведь добрый мальчик!..

— И плоть его содрыгнулася от боли, — продолжал бубнить ровным, низким, зловещим голосом Аркашка, — и страшные чёрные птицы обклювали его со всех сторон…

— Не могу больше это «содрыгание» слушать! — воскликнул папа. — Опять кого-то там «обклювали»!..Я сейчас сам кого-нибудь «обклюваю»!..

— А злой волшебник Хухур достал «иликрическую» пилу и стал, весело хохоча, отпиливать ему ноги́ и отпилил её три раза! Воистину!.. — вдохновенно гундосил Аркашка.

— Боже мой! Нате вам! Ноги́ три раза отпилили, — стонала мама.

— А потом, — продолжал Аркашка, — он вонзил в его руки́ лазерную палицу, обмазанную смертным ядом, и стал её медленно «пириварачивать», чтобы тот больнее обстрадался…

— Всё! Больше не могу эти «обстрадания» терпеть! — кричал папа и убегал в свой кабинет. А мама тоже убегала и запиралась в ванной.