Владимир Елистратов - Как я поступил в университет

Нажимал я в первом вопросе на Керн, во втором — на Левинсона, в третьем — на «работать спустя рукава». Сероглазый мужчина сначала скучал, а потом стал задавать вопросы. И здесь я решил, что мне пришёл конец, потому что экзаменатор оказался маньяком. Дело в том, что его во всём интересовало только одно: как кого зовут по имени-отчеству. Вообще есть такая категория людей. Выяснение и запоминание имён и отчеств — это их хобби, конёк, страсть и болезнь.

Когда я заговорил о послании Керн, мужчина оживился и спросил:

— Как звали Керн?

— Анна.

— А по отчеству?

— Петровна, кажется.

Сметана его лица посвежела.

— Правильно. Продолжайте.

Я продолжил. Перешёл к Фадееву.

— Как звали Фадеева?

— Александр.

— А по отчеству?

— Фадеевич… то есть Александрович.

— Правильно. Продолжайте.

Чуть позже я в какой-то связи заикнулся о Горьком.

— Как звали Горького?

— Максим. То есть Алексей.

— А по отчеству?

— Максимович.

— Правильно. Продолжайте.

— Так вот Фадеев…

— Александр Александрович…

— Да, Александр Александрович Фадеев развивал в романе «Разгром» традиции Толстого…

— Как его звали?

— Лев.

— А по отчеству?

— Николаевич.

— А у Алексея Толстого какое отчество?

— Тоже Николаевич… Это который написал роман «Пётр I»… А был ещё…

— А Петра как звали?

— Пётр…

— Логично. А по отчеству?

— Алексеевич.

— А отца его, Алексея, как по отчеству?

— Михайлович.

Дальше, уже розовощёкий и бодрый, экзаменатор, сверкая бойкими глазками цвета авиационной стали, перешёл к откровенному маразму:

— А каких вы знаете русских поэтов и писателей по имени Михаил?

Я понимал, что всё это, в принципе, приглашение на психодром, но правила игры благородно принял.

— Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.

— Правильно. А у кого из писателей было отчество Михайлович?

— У Фёдора Михайловича Достоевского.

— Тёзка по имени?

— Фёдор Тютчев.

— Отчество?

— Иванович.

— Тёзка Тютчева?

— Фёдор Иванович Шаляпин.

— Пойдёт. Полный тёзка Пушкина?

— Александр Сергеевич Грибоедов.

— Замечательно. Полный тёзка Фадеева?

— Александр Александрович Блок.

— Так. Загадка. У кого был отец Трифон?

— У Твардовского.

Я подумал и зачем-то на всякий случай добавил:

— «Тришкин кафтан» — фразеологизм. Из басни.

Мой мучитель, не задумываясь, спросил:

— Как звали?..

Я понял его с полуслова:

— Крылов Иван Андреевич. Тёзка по имени — Тютчев. Тёзка по отчеству — Жуковский.

— Прекрасно. По отчеству ещё — Ахматова. Она же тёзка Керн.

Экзамен приобрёл кольцевую композицию. С Керн начали, Керн закончили. Мужчина удовлетворённо откинулся и произнёс самый лестный за всю мою жизнь комплимент:

— Приятно поговорить с культурным человеком.

И поставил пять.

Только потом я понял, что большинство экзаменов на филфаке принимается именно так. Экзамен, о чём бы он ни был, есть в первую очередь беседа на интересующую экзаменатора тему. В дальнейшем я сдал не один десяток экзаменов. Готовя вопрос о творчестве усатого Мопассана, я заранее прозорливо составил список усатых, бородатых и лысых французских прозаиков (профессор, принимавший экзамен был роскошно усат, но лыс), но получил четыре, не заготовив списка поэтов. Готовясь сдавать языкознание, я увидел вещий сон: крутящиеся мельницы. Что это? Всё утро я ломал голову. Мельницы. Мельников? Хлебников? Нет. Дон-Кихот! Дон-Кихот — это Сервантес. Так, так… Но при чём здесь Сервантес? Испания, испанский язык… Романская группа… Гм… Неясно. Как сомнамбула, я продефилировал к шкафу с книжками, автоматически посмотрел даты жизни и смерти Сервантеса. Так. 1547–1616. Что дальше? Где ассоциативные нити? Интуиция, помоги! Современники Сервантеса? Шекспир. Годы жизни? 1564–1616! Прекрасно. Совпадение. Ещё что? Сервантес, Сервантес… Нет руки. У кого ещё чего-нибудь там не было?.. Калеки разные… Я аккуратно переписал себе всех, кого вспомнил, — безруких, безногих, глухих, слепых… Моё сердце чуяло, что я близок к цели. Близок, но ещё не попал.

Экзамен выглядел так. Профессор Просторов спросил меня, какие я знаю романские языки. Сердце моё радостно заскулило. Я перечислил, специально закончив испанским.

— Вы, конечно, читали Сервантеса, — сказал Просторов.

— Разумеется, — ответил я со сдержанным достоинством.

— Конечно, по-испански.

— Я снисходительно, но скромно соврал:

— Безусловно…