Феликс Кандель - Люди мимоезжие. Книга путешествий

– Да я закрывал! Ноги заплетает.

– Расплетай.

– Да я расплетал! Лестницу отпихивает.

– Кто? – говорю.

А он – шепотом:

– Домовик...

Встал. Вытащил чугун из печи. Слил воду. Растолок картошку. Вывалил туда тушенку, обе банки. Умял старательно. Крышкой прикрыл. Преть поставил к углям. Заслонку задвинул. На друга взглянул.

– Пошли, – говорит. – Двоих не тронет.

– Пошли, – говорю.

Вышли в сени.

Примерились.

Полезли по приставной лестнице.

Головы сунули на чердак.

Свет из окна. Воздух прогретый. Сушь пороховая. Пол на уровне глаз. Пыль. Стружка. Помет мелкокрупчатый.

– Видал?

– Это, – говорю, – мышиный.

А он – шепотом и с почтением:

– Как сказать...

Вылезли на чердак – и обомлели.

Богатство! Старинушка! Диво дивное!

Бегали. Вскрикивали. Рылись. Ворошили. Отодвигали и переворачивали. Головы теряли от находок.

Прялку нашли – киноварную, в розах. Самовар конусом – без краника, но с медалями. Дугу упряжную, расписную. Сундук в обручах. Светец под лучину. Фонарь под свечу. Лампу под керосин. Улей, из колоды рубленый: лётка – ртом разинутым. Кузовок, ботало, короб из луба, ведерко берестяное. Замок амбарный, литой, размеров устрашающих, с крышечкой на ключевине. Ключ к нему, как от завоеванной крепости.

– Ах! – закричал мой друг. – Ах-ах! В город свезу. На стены повешу. По углам расставлю. Хвастаться буду!

Как ветерок шелестнул понизу.

Пылью сыпнуло в глаза.

– Не, – закричал. – Тут оставлю. С места не трону. Как есть, так и будет!

Библию нашли, мышами погрызанную. Рамочки узорные, без фотографий. Пузатое стекло ламповое – с вензелями. Иконку, к брусу прислоненную. Складни медные с ликами затертыми. Вязочку старых документов с гербовыми печатями и завитушками писарей. Фотографии: строем, навытяжку, вытаращенными глазами на нас, похитителей.

– Это моё, – сказал расслабленно мой ублаженный друг и уселся на пол посреди богатства. – Это я всё купил. Вместе с избой.

– Никто и не спорит, – говорю с обидой.

И к окну отошел. К заговоренному.

Стою, стыну, тоской наливаюсь, лбом липну к прогретому стеклу.

Как путь свой увидел: теперь и надолго.

Поле на километры – увалистой желтизной.

Дорогу от деревни – увилистой лентой.

Через лес. Через реку. Через пространства непролазные. В дальние дали, за закругления земли.

Зовите меня – Пришей-Пристебай.

Зовите меня – Ваша Невезучесть.

Человек, Перед Которым Закрываются Двери, – так теперь зовите меня.

Не мне и не мое.

– Я тут теперь спать буду, – сказал счастливо мой ублаженный друг. – Проснусь, погляжу, рукой трону, – дальше засну.

Спустился по лестнице.

Вышел со двора.

Прошел по улице пяток домов, до чьей-то калитки заколоченной.

На лавочке напротив сидел мальчонка в картузе, внимательно глядел в миску с водой.

Перешел дорогу. Сел рядом. В миску заглянул.

На дне лежала сырая картошка.

– Ты чего это? – говорю.

Не отвечает. Разглядывает терпеливо. Дышит затаенно.

Глянула из окна женщина – вида городского, поздоровалась, сказала со смешком:

– С рук не сходит. Намучалась. Сиди, говорю, жди, когда картошка всплывет. Он и сидит смирно.

– Вы, – говорю, – кто? Дачники?

– Не, – говорит. – Мы тут дом купили.

Сидим вместе: я и мальчонка. Он глядит в воду, я на дом напротив, пустой, заколоченный, под продажу готовый. Амбар при доме. Хлев. Скворечник на шесте. Яблони с грушами. Дров – поленница. Подсолнух у забора голову опустил, как задумался. Пойди да купи.

Мальчонка сидит, и я сижу.

Зачарованные.

Завороженные.

Когда же она всплывет, наша долгожданная картошка?

Встал. Перешел дорогу. Приподнял подсолнух.

Всё поклевано птицами.

5

Бежал по деревне Сергей-облапоха, волок на отлете тяжеленную канистру с промятыми боками.

– Я мигом, – кричал. – Я бегом! В Грибановке водки не было! Я – в Анашкино. И там нету! Я в Шурино, я в Сосновку, я в Глубокое – на пивзавод. Взад-назад двадцать верст. Вот он я, туточки, – залил по горлышко!

– А канистра откуда?

– Из-под бензину. Мужики дали. Но я сполоснул...

Запах гулял по избе.

Смачный, мясной, уваристый.

Запах притомившейся картошки с говяжьей тушенкой.

Живот подтянуло к ребрам. Слюну выжало. Кишки перекрутило узлом.

– Дразнится... – сказал Сергей и потянул носом. – Я мигом! Я за гостинцами.

Убежал куда-то.

А я стол вытер. Табурет придвинул. Тарелки сыскал с ложками. Сел с уголка.

Спустился с чердака мой ублаженный друг, босиком, рубаха поверх штанов, сглотнул с удовольствием: