Посланцы общины со страхом переглядываются: что произошло с реб Лейви? Он сидит с опущенной головой, сам не свой, точно впал в летаргию. Ему нехорошо или он не слышит, о чем идет речь? Ясно, что он думает о чем-то совсем другом. Посетители встали, они обижены и готовы удалиться.
— Куда вы? — спохватывается реб Лейви и удерживает одного из них за локоть. — Садитесь, люди добрые, садитесь. А теперь… Теперь будьте на некоторое время моими судьями. Что вы переглядываетесь, люди добрые? Я не свихнулся. Я в самом деле хочу, чтобы вы стали моими судьями. Я весь вечер сижу и думаю об одном и том же, но никак не могу прийти к согласию с самим собой. — Он тревожно оглядывается на закрытую дверь и понижает голос: — Я велел старшему шамесу молчать, потому что предвидел, что огласка может привести к богохульству. Тот сброд, который прежде кричал, что полоцкий даян прав, что его нужно сделать городским раввином, кричит теперь совсем другое. И вот почтенные люди приходят ко мне, к раввину по делам агун, и требуют, чтобы я выступил против полоцкого даяна реб Довида Зелвера. Но этот реб Довид — закоренелый упрямец, он испытывает странное удовольствие от того, что ему приходится страдать из-за своего упрямства. Поэтому он своего разрешения на брак обратно не возьмет. И получится богохульство еще более тяжкое, так как толпа убедится воочию, что раввинов можно не слушаться. А я советую молчать, пока ярость иссякнет, пока вся эта история забудется. Богобоязненные евреи будут и дальше следовать предписаниям Торы, а что касается остальных, то здесь ничего уж не поделаешь. Раввины теперь не обладают прежней силой.
— Где же нам набраться сил, чтобы воевать с бунтовщиками? — спрашивает староста Старо-Новой молельни.
— И кто в общине будет воевать с бунтовщиками и сионистами? Кто заступится за хедеры и религиозные школы? — нараспев задает вопрос один из агудасников. — Если высокоученые мужи — не генералы, то прихожане молелен — не солдаты. Вильна становится проклятым городом.
— Не приведи Господь! — машет руками страж субботы с молочно-белой бородой. — Вильна все еще Литовский Иерусалим. Но все это очень горько, ребе, очень горько. Дети мои постоянно спрашивают: «Папа, тебе что, платят, чтобы ты по пятницам таскал по лавкам свои старые больные ноги? Пусть это делают виленские раввины!» — говорят мои дети. Я сержусь на них, но делаю свое дело. Однако если раввин разрешает жениться на замужней, я не знаю, что сказать детям. Я слыхал, что этот же раввин разрешил однажды принести деньги в субботу.
«Господи, пошли другого, кого можешь послать!» — безмолвно взывает реб Лейви. Пусть эти люди из молелен идут к другим виленским раввинам. Он боится слез агуны. Она прожила без мужа шестнадцать лет. Он-то знает, каково жить в одиночестве.
— Я человек, испытавший горе! — стонет он перед посланцами из Старой молельни, надеясь, что они поймут его.
— Всевышний да поможет вам, ребе, — кряхтя отвечает один из стариков, — Мы все нуждаемся в помощи. Жаль агуну, но и лавочников тоже жаль. Целую неделю они ждут пятничной выручки. Поэтому они и кричат мне: «Чего вы хотите от нас, дедушка? Говорите с хозяйками, которые приходят за покупками как раз ко времени благословения свечей». А хозяйка, бедняжка, должна в пятницу ждать чуть не до сумерек, пока муж принесет свой заработок. Нет плохих людей, и надо заступаться за каждого!
— Полоцкая даяниха меня проклянет, — бормочет реб Лейви, обращаясь больше к самому себе, чем к посетителям. — У нее больной ребенок, да и сама она нездорова. Муж ее, реб Довид, от своего не отступится. Я буду гонителем, а он — гонимым, страдальцем, который станет молить Всевышнего о защите. На мою голову обрушатся проклятья всех обездоленных.
— Идем! — подпрыгивает один из молодых людей, прилежно изучающих Тору. — Мы до сих пор не знали о том, что следует бояться гнева полоцкого даяна, как будто бы он — таннай [85] Таннай — титул законоучителей I–II вв. В Талмуде этот термин употребляется для того, чтобы отличить мудрецов этого периода от предшествовавших им законоучителей и от последовавших за ними амораев.
реб Элиезер Великий, гнев которого навлек смерть на наси [86] Наси — глава патриархальной семьи, клана, племени или государства; глава одного из колен Израилевых.
рабана Гамлиэля [87] Рабан Гамлиэль (Рабан Гамлиэль бен Шимон а-Закен (Старший), в христианской традиции Гамалиил) — ученый раввин, один из основателей талмудического иудаизма.
. Но ведь полоцкий даян — не наси и не таннай; и если реб Лейви боится его гнева, то тут больше не о чем говорить. Идем, люди добрые!
Читать дальше