Хаим Граде - Безмужняя

Было тепло, но Калман надел пальто с меховым воротником, самый красивый свой наряд, и отправился в городскую синагогу. Пришел он рано, еще только приступали к утренней молитве. Без труда вошел в Большую синагогу, а к началу шествия со свитками Торы, когда в битком набитый зал уже никто не мог войти, Калман стоял у передней стойки бимы, напротив арон-кодеша.

На синагогальном дворе, как говорится, яблоку негде упасть. Все знают, что через несколько часов закончится долгий праздник Суккос. Все утонут в снегу, повседневности и унынии до тех пор, пока в скованных морозом окнах не появятся ханукальные светильники [56] Ханука — праздник в честь очищении Храма и возобновления храмового служения, последовавшего за разгромом и изгнанием с Храмовой горы греко-сирийских войск и их еврейских пособников. Главная мицва (предписание) Хануки — зажигание ханукальных свечей. . И потому люди идут и идут к синагогальному двору, чтобы надышаться праздником, настроением праздничной толпы, а заодно послушать пение кантора. Новые мотивы, которые он вводит в молитву, будут потом напевать в мастерских за работой; их будет мурлыкать себе под нос торговец, с нетерпением ожидая покупателя на пороге пустой лавчонки.

В каждом углу синагогального двора стоит молельня, откуда все стекаются к Большой синагоге. Первыми выходят маляры из малярской молельни, на стенах которой изображено почти все Пятикнижие: вот Ноев ковчег носится по волнам потопа, вот праотец Авраам приносит в жертву Исаака, а вот жена Лота превращается в соляной столб [57] Очевидно, что на стенах молельни, описанной автором, были сценки из Торы. На них был изображен Ноев ковчег; жертвенный баран, посланный Аврааму, во время жертвоприношения; соляной столб, в который превратилась жена Лота. То есть художник избежал изображение человека. . Маляры безмерно гордятся своей молельней и редко бывают в других. Но ради Симхас-Тойре они выходят во двор Большой синагоги, чтобы веселиться вместе со всеми.

Увидев, что маляры уже вышли, спускается во двор и ремесленный цех. Жидкие бородки, сутулые спины, потухшие старческие глаза. Им даже Симхас-Тойре не в радость. Сколько ни кричит шамес, приглашая к шествию со свитками: «Первое место на новый круг! На новый круг первое место!» — некому нести святыню. Вот свитки Торы, но в ремесленном цеху не хватает людей, они вымирают с каждым новым годом. Нынешние рабочие не идут в религиозный ремесленный цех, а вступают в профсоюзы и становятся там бундовцами.

И бредут одиноко сутулые старики-ремесленники, уткнув в грудь жидкие бороды, пока не встретятся с погребальным братством из молельни могильщиков. Эти не одиноки: каждого могильщика сопровождает дюжина попрошаек. Все стоящие вокруг расступаются в страхе:

— Да не понадобятся нам их услуги!..

Из молельни Семи Призванных выходят молодые люди. Эта молельня не имеет постоянных прихожан, но все, кому на неделе выпало читать кадиш по случаю траура, молятся здесь несколькими миньянами [58] Миньян — кворум из десяти взрослых мужчин (старше 13 лет), необходимый для общественного богослужения и для ряда религиозных церемоний. и в праздничное утро. Здесь прихожан в честь Симхас-Тойре не оделяют медовыми коврижками и водкой, как в других молельнях, и молившиеся устремляются слушать городского кантора так же поспешно, как только что читали поминальные молитвы.

Затем появляются почтенные завсегдатаи Старой молельни, патриархи с длинными молочно-белыми бородами и с кроткими стариковскими улыбками на морщинистых лицах, на которых запечатлелся мглистый покой тяжелых старинных книг в кожаных переплетах. Когда в своей молельне они листают эти фолианты, слышится таинственный шорох и шелест минувших столетий. Старая молельня старше даже древней виленской городской синагоги.

Прихожане Старо-Новой молельни выходят попозже, как и подобает богачам и старостам общины. Они носят цилиндры и ходят, заложив руки за спину, даже в тесноте переполненного синагогального двора. С ними идут их сыновья и зятья — худые, высокие молодые люди со скучающими лицами. Из почтения к отцу или из страха перед тестем они слушают кантора вместо того, чтобы поехать с молодыми женами в театр.

Наконец заканчивают молитву и поруши из молельни Виленского гаона. По заведенному Гаоном обычаю, они сидят в талесах [59] Талес (талит) — молитвенное покрывало. и в тфилин и в будни, до середины дня. Сегодня они в своей сумрачной и холодной молельне кружились со свитками Торы вокруг бимы, а затем вынуждены были отдыхать. Миснагиды умеют постигать Учение, но не умеют петь и плясать, тем более те, кто стар: в старости и ноги уже не слушаются. После благодарственной молитвы поруши погружают усы в вино, стряхивают с бород крошки медовой коврижки и, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку, спускаются по лестнице во двор.