Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

– Подождите вы с ярлыками, – поморщился Барс. – Что предлагаете? – повернулся он к Даниле.

Чувствуя вокруг себя сгустившуюся опасность и не веря, что с ним может что-то случиться только из-за простой, очевидной мысли, подсказанной ясной логикой и здравым смыслом, Данила твердо сказал:

– Вызывать комиссию из управления.

Он заметил, как напряглось лицо Рюшкина, как стрельнули холодом и тут же уперлись в стол его глаза.

– Не слишком оригинальная идея. – Барс вскочил, шариком прокатился по палатке. – Вам известно ее решение? А если она прикажет продолжать, тем самым признав вашу ошибку? Взвесьте-ка все еще раз. Жду вас завтра. Пойдемте, Рюшкин. – Он распахнул дверь палатки. – Посмотрим выработки.

Позже Данила еще раз прошелся по шурфам. Ничего нового. Он вдруг подумал, что с этим месторождением тоже кто-то, возможно, связывал какие-то надежды, как он с Унаканом. Когда до него дойдут руки? А дойдут, еще неизвестно, не повторится ли такая же история. Когда-нибудь сюда тоже вернутся, проверят все, прежде чем поставить окончательную точку. А пока… Данила представил лицо человека с тяжелым подбородком и черными пронзительными глазами, который, посылая его в эти края, требовал искать «быстрое» золото. «Конечно, – думал Данила, идя вдоль подножия сопки к костру, где грелись работяги, – начальник управления прав. – Данила ухмыльнулся. – Только нет легкого золота».

Все же напутствие, данное этим человеком, добавляло ему сил и уверенности.

По склону сопки и в долине, повсюду, стояли редкие, сбросившие листву и хвою, похудевшие деревья. Их бесстыдно оголенные ветки, будто от озноба, вздрагивали под напором ветра. У костра зэки из бригады Присяжнюка грелись, курили, пили чай. Присяжнюк держал слово. Мужики работали не за боюсь, их не качало от голода, в бригаде чувствовался порядок. Данила поздоровался, достал две пачки чая, отдал старшему, Михаилу, встал поближе к костру, вдыхая дымок вперемешку с чистым прохладным воздухом.

– За осьмаки спасибо, начальник. – Довольный Михаил, рассовывая по карманам чай, подал кружку Даниле. – Пока мои тут отабуниваются, я вам кое-что в выработке покажу.

Данила обвел взглядом мужиков, думая, что все они неуловимо похожи друг на друга. Их потухшие, уставшие от бесконечного ожидания глаза, словно оголенные ветки деревьев, тоже пережидали бесконечно долгую паузу в жизни.

Сквозь поднимающийся в небо дым костра плыли, дрожали, змеились кусты, деревья, и вся лежащая справа долина принимала неясные очертания, как непонятное, не постижимое ни для кого будущее, расплывчато маячившее впереди. Даниле захотелось прямо сейчас расплыться вместе с дымом костра, подняться в чистом, прозрачном воздухе над этой землей в вечное, никем не нарушаемое безмолвие. А потом собраться из рассеянных в вышине молекул и вернуться обратно, когда не будет ни зоны, ни бараков, ни мужиков с одинаково потухшими глазами.

– Шепнули, начальник, – тихо проговорил Михаил, когда они с Данилой отошли от костра, – грохнуть тебя собираются. Наводка не из зоны. У честняков к тебе претензий нет, потому и предупреждают. Советуют исчезнуть на пару дней, пока не поймут, откуда сквозит.

Он повернул назад, крикнул:

– Завязывай перекур! – И двинулся в выработку.

Данила вернулся в камеральную палатку. Закрыл изнутри дверь на палочку, взял из металлического ящичка ершик, масленку с оружейным маслом, расстелив тряпку на столе, повертел в руках бывалого вида наган, покрутил барабан, прислушиваясь к металлическому пощелкиванию фиксатора, разобрал, смазал, вытер лишнее масло, вставил в барабан патроны, запасные засунул в отделение для обоймы, заткнув сверху тряпочкой. Хотел убрать револьвер в кобуру, но продолжал вертеть его в руках. Всматриваясь в поблекшую сталь, в строгие четкие линии, складывающиеся в гармонию законченности и даже какого-то совершенства, он старался вернуть состояние равновесия и способность нормально оценить ситуацию.

Кому же он помешал? Но как ни пытался Данила обмануть сам себя, якобы путаясь в догадках, как бы искусственно ни ворошил память, стараясь приглушить то правильное понимание происходящего, которое угнетало своей правильностью и ясностью, приходилось признать: опасность грозила от Барса и Рюшкина.

Наконец он убрал револьвер, встал с видом человека, принявшего решение, подбросил в печку поленьев, поставил чайник, тщательно вымыл руки, положил перед собой чистые листы бумаги и написал: «Начальнику геологического управления “Дальстроя” товарищу…»