Игорь Ковлер - Проклятие Индигирки

«Посмотри, что делали, – сказал Пухов, обследуя старый шурф. – До плотика не добили, а в проходках-то порода со склонов». Вскоре здесь разведали довольно богатую россыпь. Почти двадцать лет ее отрабатывает старательская артель.

В те годы ему казалось, работа обрела смысл, охватывающий далекие перспективы. Выработались правила «игры», появилась стабильность. Но минуло двадцать лет и он больше не чувствует уверенности. Твердая дорога кончилась, они ступили на зыбучие пески. Пухов подумал, что Перелыгин прав, вцепившись в Петелина с его «миллионом». Истоки этого «миллиона» исходят из того времени, когда они испытывали радость, чувствуя, как цели рождают большую энергию. Почему же он сопротивляется, вязнет в зыбучих песках, гасит энергию, мелочно раздражаясь.

– А что дальше? – Пухов повернулся к Перелыгину. – Одного Петелина маловато будет. Давайте соберем экскаваторщиков с других приисков. Обмозгуем – как да что. Откроем «клуб миллионеров», к примеру. Как, товарищи журналисты, – улыбнулся он Тамаре, – неплохо звучит: «клуб миллионеров», верно?

– Наш ответ Уолл-стриту, – сказала из темноты Тамара, стараясь рассмотреть Пухова, напоминавшего ей почему-то обиженного ребенка.

– Не так далеко от истины, – заметил Пухов. – Нужны хотя бы четверо для начала – это плюс миллион кубов. Технически и организационно мы поддержим – и политически тоже, – добавил он, решив, что шум в прессе не повредит. Неизвестно, как с Унаканом повернется.

«А все-таки он ничего мужик», – подумал Перелыгин.

Неторопливо взобрались на макушку. Отсюда серпантином разбегались две дороги на разные прииски. По традиции, остановились и вышли на небольшую площадку, будто белую тарелку, плывущую в черном небе. Звезды здесь светили не только над головой, но и вокруг. Стояла мертвая тишина. Скалы, скованные морозом, будто затаились, страшась неосторожного движения или резкого вздоха, способного разорвать их каменную плоть.

Без зрительных ориентиров ощущение пространства терялось: казалось, шагни за край – там пустота. Тамара зябко поежилась, пытаясь избавиться от странного ощущения невидимой высоты, и полезла в машину.

Когда они спустились в долину Большого Богучана и в дымке замерцали огоньки поселка, Пухов спросил у водителя:

– Все приготовил?

– А как же, – кивнул тот в ответ.

– Заскочим по дороге, поздравим хорошего человека. – Пухов повернулся к Тамаре, улыбнулся: – Видели живую легенду? Такую точно не встречали.

– Заинтриговали и перед гостьей оконфузили, – напрягся Перелыгин.

– Надо быть ближе к народу, – засмеялся Пухов. – Не только с «миллионерами» дружбу водить.

Они свернули к складам и метров через триста посигналили у ворот. Из вросшего в землю домика с двумя светящимися окошками неспешно вышел коренастый человек в обрезанных валенках и полушубке на плечах. Пухов вылез из машины, толкнул калитку и пошел навстречу.

Вскоре они сидели за столом, на печке дребезжал крышкой чайник, появилась миска с кусками вареного мяса, соленые помидоры, хариусы, мороженая брусника, холодец, распространяющий аппетитный запах чеснока, бутылка водки.

Хозяин оказался крепким стариком непонятного возраста. Из толстого свитера торчала короткая морщинистая шея, над ней выступал широкий упрямый подбородок. Лицо состояло из большого, плотно сжатого рта, плоского носа и широко посаженных острых раскосых глаз. Над прорезанным глубокими морщинами лбом щеткой нависали жесткие седые волосы. Когда старик ставил на стол пышущий жаром чайник, Перелыгин заметил, что держал он его без тряпки, голой рукой – широкой в кисти, с крупными узловатыми пальцами, на которых толстыми лопатками выделялись желтые ногти.

Было видно, что живет хозяин один, но присматривать за хозяйством сил хватает. Кроме телевизора на тумбочке среди самодельной мебели стоял сколоченный из «проморенных» марганцовкой досок книжный стеллаж, забитый толстыми журналами и сложенными кипами газет. Перелыгин заметил, что его газета лежала отдельной стопкой.

Водитель занес в дом коробку, перевязанную толстой веревкой. Хозяин принялся было резать веревку ножом.

– Оставь это, – сказал Пухов. – Мы строго по рюмочке и попьем чаю. Знакомьтесь, – обратился он ко всем сразу, – дед Толя – живая легенда.

– Живем пока, Антоныч, а тебе, гляжу, дома не сидится. Сам попраздновать не успел и другим не даешь. – Старик оглядел гостей. Он говорил ровным спокойным голосом, с легкой ухмылкой, пропустив «живую легенду» мимо ушей.