Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Прошло два года с тех пор, как Мартин Грамбауэр покинул все же Куммеров и учился в городской школе. Там ему приходилось изучать столько нового и трудного и была такая нагрузка для духа и тела, что вскоре он позабыл о своих успехах с колокольным звоном. Рождество прошло, завтра — Новый год. И, как водилось, куммеровские крестьяне и поденщики заполнили оба деревенских трактира; за пивом, рихтенбергером и пуншем грубо резали друг другу в глаза правду-матку, а потом снова дружно сходились на том, что прежде было на свете лучше.

Мартину Грамбауэру исполнилось пятнадцать лет, и, хотя он еще посещал школу, в ночь под Новый год ему, как уже прошедшему конфирмацию, разрешалось в Куммерове посидеть в трактире, что были вправе сделать и его бывшие соученики. И таким образом первое настоящее вступление Мартина в жизнь, в мир взрослых, произошло через трактирную дверь. Он, как и подобало немецкому юноше, выпил кружку пива и порцию пшеничной водки, впервые попробовал вкус сигареты. Но если курить он тотчас же перестал, то пить вместе со всеми не бросил, особенно когда по прошествии некоторого времени сладкий пунш сменил горькое пиво и крепкую водку. Если бы только не уставать так от этого! Вдруг несколько крестьян выпили за его здоровье, и он услышал, как они, поминая лучшие времена, говорили также и о нем и как сельский староста Вендланд сказал:

— Твое здоровье, Мартин, у тебя не отнимешь, когда ты был еще церковным служкой, мы, куммеровцы, страшно гордились нашими колоколами. Теперь, с тех пор как ты и Герман перестали этим заниматься, колокола дребезжат, будто овцы блеют. Все стало хуже на свете, решительно все!

Хотя Герман Вендланд, сын старосты, и не имел никакого отношения к хорошему звону колоколов, Мартин пропустил это мимо ушей из-за пробудившейся в нем вновь гордости. Приятное чувство охватило паренька. И когда в трактире все стали дружно хвалить его, и отец выставил всем по стакану пунша, и они чокнулись с Мартином, волна тщеславия подняла его еще выше. И даже если эта волна и состояла наполовину из паров пунша, в ней было, однако, достаточно силы, чтобы унести Мартина из прокуренного деревенского кабака ввысь, в храм славы, побороть его застенчивость и сделать разговорчивым. Он стал обещать куммеровцам, что совершит еще большие подвиги, если только ему разрешат остаться в родной деревне, после чего он рассказал о древнегреческом герое Антее, у которого тоже всегда появлялись новые силы, когда он прикасался ногами к родной земле. Староста Вендланд счел это со стороны героя Антея разумным, некоторые другие из сидящих за столом тоже, потому что к героям в Куммерове относились с симпатией.

Готлиб Грамбауэр выставил всем выпивку по второму кругу, и Мартину казалось, что весь трактир говорит о его славе искусного звонаря. Он чувствовал себя юным героем, окруженным любовью и восхищением родины, и уже мысленно видел новую заметку в окружной газете, и уже ощущал будущую зависть своих городских соучеников, которым недоставало поддержки родной земли. И вообще жизнь была прекрасна, а он, Мартин, был Антеем, Зигфридом, Теодором Кернером, лордом Байроном, Генрихом Гейне в одном лице. И жаждал больших подвигов, чем просто звонить в колокол. «Бим-бам», — слышались издалека колокола славы, и хотя это был лишь звон стаканов с пуншем, а приветствие восхищенной толпы выражалось только в шуме деревенского трактира, этого оказалось достаточным, чтобы во впервые опьяненном мальчишеском мозгу наивное заблуждение превратилось благодаря пуншу и собственному желанию в реальную действительность. «Подвиги, подвиги!» — гремело в юноше. Большой колокол — теперь он действительно раздался в голове Мартина. Когда он поднялся, дабы объявить куммеровцам о своих героических помыслах, у него хватило времени лишь на то, чтобы поднести ко рту носовой платок и под дружный смех собравшихся, шатаясь, выйти во двор.

Мужчины, сидящие в трактире, сразу же забыли о герое и снова принялись шуметь о налогах и властях предержащих. И только когда трактирщик незадолго до двенадцати открыл окно и поставил, как было принято, перед каждым по стакану пунша и по блинчику, они, тоже как было принято, умолкли и прислушались с благочестивым выражением на лице к звукам за окном. Потому что теперь следовало ждать, пока ровно в полночь башенные часы не пробьют двенадцать раз. Тогда начинали пить за здоровье присутствовавших, поздравлять друг друга с Новым годом и выставлять выпивку; у кого карман толще, тот и угощал дольше, а почти у всех куммеровцев мошна была туго набита, и поэтому угощались они довольно долго. Однако мужчинам надо было поторапливаться, так как в час ночи трактирщик неумолимо закрывал свое заведение. Это делалось по договоренности с пастором, чтобы во время новогодней проповеди засыпало не слишком много мужчин.