Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Он глубоко вздохнул, как будто этим признанием освободился наконец от тяжелого груза. Потом он схватил мою руку.

— Вы теперь понимаете, как я вам благодарен? Был благодарен все эти годы. Мы оба, моя жена тоже. И не только потому, что меня, возможно, тут же раскрыли бы. Или вы не думаете так? Я вовсе не собирался сразу исчезнуть. Украшение я хотел закопать в лесу. А так как все предыдущие недели я производил, можно сказать, вполне благоприятное впечатление, на меня в итоге не пало бы подозрение.

Я смотрел на него и улыбался:

— Вы в этом так уверены? Ведь я сразу заподозрил вас. — Тут он, казалось, испугался. — Вы правы. Вы полагаете, что и среди этих официантов и мойщиков посуды были такие, кто кое о чем догадывался и именно в отношении меня?

— Нет, я так не думаю, подозрение, вероятно, пало бы на всех. — Тут я не мог удержаться от смеха. — Ну и что бы вы делали с этими безделушками? Вы ведь, кажется, верующий христианин. В итоге у вас было бы только сознание страшного греха. Разве недостойно было бы благодарности, помогай вы сейчас уничтожить вопиющую несправедливость в распределении благ?

Жена положила свою руку на его, повыше кисти, и посмотрела на меня умоляюще:

— Я попросила бы не говорить больше на эту тему. Хватит уже того, что мы оба, мой муж и я, все эти восемь лет постоянно говорили об этом. Особенно тогда, когда дела наши шли особенно хорошо. А дела наши, благодарение богу, шли хорошо, причем ни одному из нас не приходилась делать ничего дурного. Может быть, это и есть награда за его тогдашнее испытание. Он лучше всего умеет ценить это, ибо он так часто с глубокой благодарностью говорил о вас и называл вас спасителем его души. Хотя в те годы он скорее всего не предполагал, что вы догадались о его намерении, а просто так, рассказывая о драгоценных украшениях, упоминали истории с дешевыми подделками. Но факт остается фактом: этим вы уберегли его, да и нас всех, от несчастья — ну, прямо скажем, от позора. Сколько раз он сожалел, что не знает вашего адреса: он бы выразил вам свою благодарность. А вы бы, может, так и не узнали за что. Но поверьте мне, он вас всегда благодарил, и это была честная благодарность, потому что он честный христианин.

Они пригласили меня в свой дом, чтобы я мог порадоваться их успешным делам и семейному счастью. В свое время он вернулся в Гамбург с несколькими сотнями долларов, которые заработал в Нью-Йорке в одном ресторане для кучеров приготовлением яичницы, а может быть, и тайной продажей водки, и смог приобрести магазин канцелярских товаров и письменных принадлежностей. Дело пошло, и через три года у него было уже несколько служащих. Он имел, как говорится, хороший достаток. Но, пожалуй, не более того.

И теперь, когда я наезжал в Гамбург, мне приходилось жить у них. Это преувеличенное выражение благодарности за поступок, который так и остался лишь намерением, стало наконец немного действовать мне на нервы. Особенно потому, что благодарность всегда сдабривалась благочестивыми изречениями о благословении людской честности и о проклятии греха. Поэтому я был, в общем-то, чрезвычайно рад, когда спустя несколько лет его чувство благодарности, по-видимому, немного поостыло, хотя для этого, казалось, не было особых причин.

Как-то мы вели непринужденную беседу об ухудшающемся состоянии экономики Германии и о том, как трудно теперь стало жить.

Мелочный товар остается мелочным товаром, признался он. А вот у его бывшего шефа и у нового владельца фабрики конторских книг дела, напротив, идут хорошо, даже очень хорошо. Крупная торговля — это также крупные доходы, если даже при этом не делают особого различия между правдой и неправдой. Так мы перешли на политику, торговлю и мораль и вскоре опять-таки вернулись к месяцам и годам, проведенным нами в Америке, и к нашему старому спору, будет ли вернее назвать то роковое ожерелье украшением Неправды, как он считал, или украшением Правды, как считал я. И в самый разгар моих разглагольствований об относительной ценности настоящего и фальшивого и именно как раз когда я приводил свои аргументы, он вдруг уставился на меня и надолго замолчал; я не очень-то обратил на это внимание, а лишь подумал, что ему-де опять померещилась картина, что произошло бы, одержи тогда искушение верх и стань он обладателем тысячи долларов, а с ними и совладельцем фабрики конторских книг. Это было для него чем-то вроде идеи фикс, и с каждым годом он находил все большее удовольствие в обывательских тирадах о грехопадении и преуспевании, Обмане и Правде. Поэтому при нашем последнем свидании я и рассказал ему все — но не могло же это стать причиной нашего отчуждения?