Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Однако его не менее мрачную жену распалило вспыхнувшее злорадство кое-кого из соседок, которым кажущееся процветание семьи садовника и явная заносчивость фрау Грасман давно уже внушали угодливую зависть, и она решительно направилась к господину Бервальду.

Ей пришлось ходить к нему не однажды, и когда в последний раз она вернулась с ощутимым результатом, то выглядела довольно-таки подавленной. Добилась ома лишь отсрочки на один год. Этого жалкого успеха соседям оказалось достаточно, чтобы все более определенно называть цену, которую фрау Грасман якобы заплатила за столь необычную отзывчивость короля Хольтенроде. Содержала ли эта сплетня долю истины, поскольку король Хольтенроде слыл непобедимым и по части женского пола, или была плодом чтения дешевых повестушек, где, в подражание классическим романам и драмам, хождение красивой женщины на поклон к разрушителю ее семейного очага образует роковой узел действия, — осталось неизвестным. Разве что Генрих Грасман с тревожно-выжидательным выражением лица попрекнул жену этой сплетней, на что она ответила ему лишь презрительным смехом и словами:

— Ты, паяц несчастный, и жену-то себе сам сыскать не мог! Так поделом же тебе, если ее уведет другой!

Когда трехлетний срок подошел к концу, фрау Грасман еще несколько раз ходила к господину Бервальду, напоминала ему о продлении срока, однако она, должно быть неправильно его поняла, — он ведь ей ничего не гарантировал. Участок был продан с торгов. Фирма «Бервальд и Сын» приобрела его законнейшим образом, так как. предложила самую высокую цену, настолько высокую, что некоторые жители Хольтенроде, хоть и знавшие муниципального советника, все же поверили слухам, которые он потихоньку распускал сам: он-де заплатил с лихвой, чтобы дать этой семье возможность снова стать на ноги. На самом же деле у садовника после погашения долгов с процентами и процентами на проценты осталось всего несколько сот марок. А с этими деньгами в один прекрасный день, когда он в очередной раз отправился на тщетные поиски работы, жена его удрала в Берлин. К сердобольным родственникам, писала она, раз уж сам он не в состоянии прокормить семью. Сына она отдала на попечение садовнику в имении, где мальчик со временем сможет чему-то выучиться, чтобы из него вышел дельный человек, а не такая тряпка, как его отец.

И вот Генрих Грасман остался один в доме, который ему больше не принадлежал, в пустой квартире, откуда столяр вывез всю обстановку, поскольку она не была оплачена полностью. Не удивительно, что новый владелец дома, муниципальный советник Бервальд, отказал в квартире одинокому мужчине и сдал ее нормальной семье. К удивлению соседей, садовник покорно все это снес. Грасман, который в дни торгов был крайне возбужден, нес какую-то околесицу и совсем забросил свой сад, так что приходилось опасаться за его рассудок, был снова спокоен и приветлив со всеми. Но когда его пытались утешить, осуждая подлые поступки короля Хольтенроде, глаза его вспыхивали диким огнем. Генрих Грасман, как он показал позднее, устроил тогда свой первый судный день и приговорил себя к злейшей ненависти, которую всечасно подогревал в себе днем и ею же тешился ночью в сновидениях. Ему удалось устроиться на работу лесорубом. Какое-то время поговаривали, будто он пьет, но разговоры эти пошли только оттого, что теперь он часто сиживал в трактирах, чего никогда не делал раньше, подзадоривал людей против муниципального советника, всячески поносил его и даже грозился, что спровадит этого типа на тот свет. Он ходил с доносами на советника в магистрат, в ландрат, в суд, и каждое из его обвинений, будь оно даже справедливым, могло навлечь на него суровую кару за оскорбление. Однако советник не стал возбуждать иск против Грасмана, а только неизменно повторял, что ему жаль бедного парня, жестокая борьба за существование, какую приходится вести в наше время, ему не по силам, да и голова у него, верно, смолоду не в порядке, о чем свидетельствует, между прочим, безумный проект постройки дома со множеством комнат и лавкой. Что же до его угроз, то, право же, не ему, советнику, бояться какого-то Генриха Тихоню. Нельзя было отказать ему в известном благородстве поведения.

«Бервальд и Сын» построили в Хольтенроде и его окрестностях новые дома, приобрели путем принудительных торгов новые земельные участки, люди из уст в уста передавали новые истории об их деловой хватке, и Генрих Тихоня был забыт. Будто ни на что не годный камень, вывороченный плугом из земли и выброшенный пахарем на дорогу: лежит он там теперь, колеса телег отшвыривают его туда-сюда, и только когда об него споткнется какой-нибудь прохожий, выясняется, что это безобидное препятствие все еще здесь. Генрих Грасман больше не ругался, никого не подзадоривал; в своем лесном уединении он стал набожным и тихим и лишь от случая к случаю выражал вслух свою твердую веру в то, что бог не отвергнет его ненависти и покарает злодея, ибо он того стоит. Когда люди впервые услыхали эти слова, то посмеялись от души: вот-де удобная позиция для человека, который сам действовать не способен.