Эм Вельк - Рассказы (сборник)

Когда отец его умер, а мать захворала, родственники подыскали ему жену — хорошенькую разбитную девушку, которая жила в столице в прислугах и, как говорили, научилась разбираться не только в хозяйстве, но и в людях.

Трудно приходится садовнику в полусельском городке, где почти каждая семья сама выращивает потребную ей зелень, и не всякой молодой женщине под силу изо дня в день в рассветных сумерках тащиться в соседний большой город с коробом на спине и двумя корзинами в руках, к обеду возвращаться домой, да хорошо еще, если с приличной выручкой, а потом допоздна трудиться в саду и в доме. В доме, что ветх и слишком мал, и в саду, что плодоносен и слишком велик. Первые несколько лет она еще как-то справлялась, но когда пошли дети и работы прибавилось, стала ворчливой и раздражительной, и в конце концов Генриху самому пришлось возить свои корзины в город. Он это делал безропотно, но таким образом его сад лишался работника, которому надлежало эти корзины наполнять, и поистине надо было обладать таким характером, как у этого бедного садовника, чтобы со спокойствием духа переносить все множащиеся трудности жизни. Его бедственное положение, хорошо известное согражданам, и его неизменная приветливость дали повод тем из них, кто никак не мог совместить одно с другим, наградить его презрительной кличкой «Генрих Тихоня».

Жена его была совсем другого склада и отнюдь не желала мириться со своим скудным житьем. В Хольтенроде в течение всего лета наезжали дачники, не хватало комнат, чтобы их разместить, и многие хозяйки, сдавая помещение, обеспечивали себе немалый и бесхлопотный доход. Некоторые перестроили свои старые дома, другие возвели новые, а все затраты, рассказывали они, окупились за счет дачников. Разве не практичнее было бы расширить их старый дом, ведь места для этого было вполне достаточно? Генрих Грасман сопротивлялся: он хотел продавать приезжим овощи и цветы, но не хотел пускать их к себе в дом, а тем самым и в сад.

В конце концов он сдался, но не сказал жене, что фирма «Бервальд и Сын» уже не раз предлагала ему продать участок целиком, а когда получила отказ, изъявила готовность удовольствоваться половиной сада. Муниципальному советнику давно мозолил глаза Грасманов сад, эта территория, граничившая с его собственным участком, нужна была Бервальду для какой-то лишь ему одному известной градостроительной затеи, осуществление которой сулило немалый барыш. Когда садовник явился к нему с планами перестройки, строительный подрядчик так охаял его старый дом, что владелец впервые уяснил себе, в какай развалюхе он живет, и уступил настояниям жены построить совсем новый большой дом, тем более что господин Бервальд, заручившись первой ипотекой на весь Грасманов участок, пообещал осуществить постройку без оплаты наличными. Фрау Грасман не уставала восхвалять отзывчивость муниципального советника, который к тому же доказал им, что они смогут с легкостью погасить долг и проценты, сдавая дачникам три комнаты, маленькую отдельную квартирку и выручая доход от лавочки, где приезжие будут покупать овощи и цветы: у них еще останется кругленькая сумма, не говоря уже о растущей стоимости участка.

Три года простоял дом, пока не настали суровые времена— тяжелые экономические условия в Германии так прижали небогатых людей среднего класса, приезжавших обычно на летний отдых в Хольтенроде, что путешествия сделались им не по карману. Господин Бервальд не торопил с выплатой процентов и погашением долга, он просто велел вписать в поземельную книгу вторую ипотеку с отсрочкой платежей на следующие три года, и так же, как первая, она была снабжена «золотой оговоркой». Через некоторое время фирме «Бервальд и Сын» тоже понадобились деньги, и она, хоть и не сразу, согласилась погасить вторую ипотеку за счет продажи части сада. Сколько Генрих Грасман ни бегал, но другого желающего дать ему деньги под вторую ипотеку он так и не нашел.

В тот день, когда сад перешел к новому владельцу, Генрих Грасман утратил первую долю своего хладнокровия, вместе с садом он лишился нескольких опор. Пока еще он не возымел недоверия к фирме «Бервальд и Сын», хотя друзья и показывали ему, как стягивается петля. Прошло еще два года, и вот, когда ипотеки поспели, как вспенившееся пиво, господин Бервальд затянул петлю. Кто бы мог осудить его за это при тогдашней конъюнктуре на земельном рынке? Садовник и сам не мог этого сделать, только когда господин Бервальд рассказывал ему про обязательства большой фирмы, вид у него был расстроенный и печальный.