Когда все четверо вошли в класс, дети вскочили и замерли, тараща удивленные глаза на протопопа. Василе подал знак, дети прочитали молитву, сели, и на парты легли ровными рядами детские руки.
Начался экзамен. Поначалу школьники чувствовали себя напряженно, сидели словно аршин проглотив; но мало-помалу оттаяли и почувствовали себя как на обычном уроке. Первые три ученика отвечали напряженно-звонкими голосами, но уже четвертый говорил просто и естественно.
Мальчики и девочки поднимались то тут, то там, читали по книге, отвечали на вопросы, во все глаза глядя на учителя. Когда же они садились на место, щеки их горели огнем победы. Иногда раздавался ясный голос протопопа, он тоже о чем-то спрашивал. Ученики, прежде чем ответить, оглядывались на учителя, потом начинали говорить.
— Хорошо! Очень хорошо! — повторял довольный протопоп. Похвалы эти радовали не только учеников и учителя, но и священника, и домнишоару Лауру, которая тоже пришла послушать, как идут экзамены.
Она принесла большой букет цветов и поставила его перед главным экзаменатором, а сама села в сторонку рядом с отцом. Слушала Лаура внимательно, заинтересованно, даже пристрастно; ученики отвечали хорошо, и экзамен не только обещал быть удачным, но удачным и был.
Инженер Родян рассмотрел ее, когда она, поклонившись протопопу, поставила перед ним букет; его приятно удивило изящество ее движений, сияющая голубизна глаз, нежный овал щек. Когда Лаура уселась на стул, Гица, полагая, что за ним никто не наблюдает, все чаще и чаще останавливал свой блуждающий взор на девушке. Спустя короткое время его уже интересовал не экзамен, а одна домнишоара Лаура.
Класс понемногу заполнялся крестьянами и крестьянками, пришедшими послушать своих детей. В течение года крестьяне из Гурень не слишком заботились о том, чтобы детишки регулярно ходили в школу, но на экзамен пришли почти все, чтобы порадоваться уму-разуму своих детей. Пришли на экзамен и письмоводитель, и писарь из примэрии. Так что в школе собрались все видные на селе люди, дома осталась одна попадья — она стряпала обед для протопопа.
В классе становилось все жарче, и отец протопоп огромным носовым платком вытирал пот. Заметив, что учитель и не думает кончать экзамен, он предложил:
— Давайте-ка послушаем какие-нибудь песни, домнул Мурэшану. Ученики уже и читали, и считали, и по карте показывали, и стихи декламировали, ко всеобщему нашему удовольствию. Пусть теперь и пеньем порадуют нас.
Отец Поп с домнишоарой Лаурой с благодарностью взглянули на протопопа. Инженер Родян, перехватив ее взгляд, подумал: «Между ней и Василе нечто большее, чем он говорит». Но обдумать это он не успел. Началось пение, звучное, нежное, чистое. Казалось, по классу пронеслось дыхание самой весны. Не было ни одной фальшивой ноты, чувствовалось, что детей обучал человек, сам любящий и умеющий петь.
После первой же песни протопоп шумно захлопал в ладоши и крикнул: «Браво!» Пять песен спели дети, и каждый раз протопоп хлопал и кричал «браво». Напоследок они спели марш. Главный экзаменатор встал, произнес похвальное слово учителю и ученикам и, достав из карманов две горсти мелочи, высыпал ее на стол.
— Каждому ученику следует за успехи по денежке, а десяти, особо усердным, вот еще и книжицы, — провозгласил протопоп, извлекая из бездонного кармана своей широкой рясы десяток брошюр. — На следующий год, я думаю, придется захватить два десятка книг для особо отличившихся.
Пожав руку учителю и священнику, улыбнувшись домнишоаре Лауре, протопоп под дружный выкрик «Желаем здравствовать!» вышел из класса в сопровождении сельской аристократии.
Василе быстро раздал монетки, распределил книги и, прочитав с детьми молитву, тоже вышел во двор.
Протопоп в окружении священника, письмоводителя, примаря и других именитых поселян рассуждал о том, что неплохо было бы внушить крестьянам мысль о постоянном учителе, потому как число школьников год от года растет. В этот миг как раз и подоспел Василе и пригласил всех к себе выпить по стопочке ракии и отведать груш.
Протопоп с удовольствием принял приглашение, а за ним и все остальные. Пить ракию протопоп не стал, зато выпил стакан пива.
— Плохо, что вы нас покидаете, домнул Мурэшану, — попенял он Василе. — Я-то думал, еще годик-два будете помогать мне. Мне одному трудновато приходится.
— Да ведь постареет он, домнул протопоп, постареет и жениться не успеет, — пошутил отец Поп. Он знал, что Василе уже твердо обещан приход в Телегуце. И списался уже с отцом Мурэшану, на Ивана Купала они собирались свидеться. Отец Поп был счастлив, видя, как подходят друг к другу Василе и Лаура, и не сомневался в их скорой женитьбе, хотя и не заговаривал об этом ни с семинаристом, ни с дочерью. Ему было достаточно и того, что молодые люди были во всем между собой согласны. А о том, что Василе не ровно дышит к домнишоаре Эленуце Родян, никто ему не сообщал.
Читать дальше