Молодого священника упросили петь народные песни, потом романсы. Мужчины, в особенности те, у кого бороды поокладистее, с охотой прикладывались к стопочке. Время бежало быстро. Протопоп, к собственному удивлению, заметил, что уже четыре часа и ему пора уезжать, чтобы засветло добраться до соседнего села, где на завтрашний день назначен в школе экзамен. Он выпил еще один, последний, как в деревне говорится, «у лошадиной морды» стаканчик, и коляска под прощальные крики оставшихся тронулась в путь.
Не успели все снова усесться за стол, как Василе Мурэшану сказал:
— А теперь и мы хотим вас поблагодарить. И я благодарю вас от всего сердца, с сожалением вас покидая…
— Как это покидая? Никуда ты сегодня не поедешь! — заявил отец Поп.
— В шесть часов я уезжаю вместе с домнулом инженером. У нас очень важные и срочные дела! — выдавил из себя Василе.
Священник, ничего не понимая, посмотрел на попадью, попадья на священника.
— Не можешь ты так уехать… — уже сердито заговорил отец Поп.
— Я и сам не знал, что мне придется уезжать сегодня. Поэтому я вас и не предупредил, — отвечал Василе.
— Вот так незадача! Да как же так можно? — вздыхал священник. Потом предложил: — Ну, хоть в дом зайди на минутку (обедали они на террасе), я с тобой передам письмо отцу Мурэшану. Вот так незадача! — повторял он, переступая порог.
Отец Поп не знал, с чего начать, что сказать; он копался в книгах, стоявших на полке, как будто никак не мог найти письма. Василе стоял у двери и терпеливо ждал. Потом он резко повернулся к молодому священнику, взглянул на него исподлобья и спросил:
— Значит, уезжаешь?
— Да, — глухо сказал Василе. Он давно уже с душевным неуютом ожидал этого разговора.
— И больше не вернешься?
— Вы же знаете, что у меня приход и я должен в нем быть как можно скорее, — отвечал юноша, глядя в пол.
— Вот именно поэтому ты и должен был бы вернуться, — настойчиво проговорил священник. — Что за дурацкая история! — Отец Поп кипел от возбуждения, но сказать про Лауру не решался и теперь.
Василе заговорил сам:
— Я хочу все объяснить, отец Поп. Мне известны намерения моего отца, но когда я ехал в Гурень, мое сердце и слово были уже отданы другой. Домнишоара Лаура девушка редких достоинств, но я уверен, что она никогда бы не согласилась выйти за меня замуж.
Священник испытующе посмотрел на Василе: смеется он, что ли?
— Ты… ты… — Ему хотелось сказать: «Ты с ума сошел».
— Нет, не согласилась бы, — повторил Василе.
— А откуда тебе это известно? — сдерживая гнев, холодно спросил отец Поп.
— От самой домнишоары.
— От Лауры?
В этот миг в комнату вошла попадья. Материнское сердце ее не выдержало, она непременно хотела знать, что происходит. Неужто их планы, на которые они с мужем возлагали столько надежд, рассеются словно от дуновения ветра?
Попадья застыла у притолоки.
— Да, от самой домнишоары, отец Поп! Она говорила мне, что со мной ей приятно вести дружеские беседы, но замуж за меня она бы не вышла.
— Глупости! Лаура всегда говорит глупости! — послышался из дверей голос попадьи. — На слова Лауры нельзя полагаться.
— Разрешите мне быть другого мнения, — улыбаясь, возразил Василе. — Возможно, я знаю домнишоару лучше, чем вы. Она говорит всегда только то, что и в самом деле думает. Она очень откровенна, и у нее достаточно сил, чтобы добиваться того, что она считает истинным. Домнишоара Лаура удивительная девушка, и, уверяю вас, ее будущее более блестяще, нежели то, какое мог бы обеспечить ей я. И это будущее, поверьте, не за горами.
— Ничего не понимаю, что ты говоришь, — хмуро пробормотал отец Поп.
— В скором времени все поймете. Я не думаю, что ошибся. И позвольте поблагодарить вас обоих от всей души за сердечное гостеприимство, каким я пользовался почти два года.
Василе пожал руки священнику и его жене. Выходя из комнаты, он столкнулся с домнишоарой Лаурой.
Оставшись наедине с Лаурой, инженер Родян в первую очередь обратил внимание на то, как она побледнела, услышав, что Василе уезжает сегодня вечером. Синие глаза ее уставились куда-то в пустоту и уже не искрились веселостью. Когда попадья встала из-за стола, Лаура рванулась вслед за ней, но все-таки усидела на месте. Две слезинки бриллиантами повисли на ее длинных густых ресницах.
— У вас красивое село, домнишоара, — с трудом выдавил из себя Гица.
— Теперь оно не будет таким красивым, — проговорила девушка, не глядя на него.
От такого ответа в душу молодого человека пахнуло холодом. «Она любит Василе», — понял он. Они молчали, молчать было тяжело. Наконец Гица преодолел себя:
Читать дальше