— Черт побери! — воскликнул Издетский, когда они вышли. — Только задержки здесь не хватало!
— А что? Вы недовольны? Хоть сутки отдохнем от поезда.
— Отдохнешь тут, пожалуй! — ротмистр казался расстроенным. — У меня на Берлин специальное задание от генерала Перлофа.
— Тайна, конечно?
— Кой черт! Искать его дальних родственников по всем ночлежкам Европы! — и он принялся рассказывать о князьях Белопольских, о немой красотке Кэт, которая поди знай! — оказалась любимой родственницей генерала, княжной Ксенией, растерявшей родных. Фон Перлоф сухарь сухарем кажется, а вот внезапно воспылал родственными чувствами, из Константинополя в Белград перевез, в закрытом пансионате ее держит, лечит, ничего не жалеет. И взял себе в голову найти кого-нибудь из семьи Белопольских. Обнаружил он след князя Николая Вадимовича в Белграде, но тот уехал, кажется, во Францию, и ниточка оборвалась: хоть и заметная фигура князь — общественный деятель в прошлом, думец, либерал, масон, но и Франция — не Псковская губерния, — потерялась иголочка в стоге сена.
По тому, с каким раздражением и неприязнью рассказывал это ротмистр, Венделовский сделал для себя вывод — Издетский не любит своего начальника.
— Если не возражаете, Станислав Игнатьевич, — сказал он участливо, — я готов сопровождать вас в прогулках. Но предлагаю сначала немного поразвлечься.
— Очень... э... немножко. Я почти без денег.
— Уже? — удивился Венделовский. — Тогда я приглашаю.
— С чего это? Благотворительность? И откуда у вас... э… э... деньги? Мы ведь и получали и тратили, кажется, одинаково.
— У меня богатый дядя, — какая вам разница?
— Русский офицер обязан... э... э... — Издетский нахмурился, — Вы меня покупаете? Кому это надо?
— Только большевикам. — Венделовский заразительно засмеялся.
— Но я не продаюсь дешево. — Издетский вроде бы успокоился и принял игру.
— За сколько? Впрочем, моя фирма не постоит перед любой суммой, чтобы приобрести такого человека, как вы, Станислав Игнатьевич.
— Действительно, почему бы и не поразвлечься, — заколебался Издетский. — Только условие — расходы поровну и никаких излишеств, Альберт Николаевич. Хороший... э... э... обед и недолгая прогулка.
— Принимается! Предлагаю зоо! Или луна-парк?
— Пожалуй, последнее: звери в клетках напоминают нас с вами.
— Позвольте спросить, кто? Львы или обезьяны?
— Что-то вы сегодня слишком развеселились, Венделовский?
— Я же сказал, дядюшка...
К ним подошла совсем юная проститутка, с лицом плохо умытой Гретхен. Остановила свой взор на ротмистре, сказала неожиданно хриплым — не то простуженным, не то прокуренным — голосом:
— Пригласи меня, фати [23] Папочка (нем.).
. У меня красивая грудь. И ты такой красивый.
— Weg, weg! [24] Прочь (нем.).
— внезапно озлился Издетский. — Свинство какое!
— Вы не любите девочек? — изумился Венделовский. — Или эта не в вашем вкусе?
— Да какое вам дело, сударь?! — Он выругался.
Они приехали к луна-парку. Видимо, из-за хох-бетриба [25] Час пик (нем.).
народу и здесь оказалось предостаточно. Посреди газона — гигантская надпись «Радуйтесь жизни». На дорожках сравнительно чисто. Множество ларьков, павильонов, аттракционов. На озере, на помосте выступает самый сильный человек в мире — Марино. Он поднимает шестерых и держит на себе автомобиль. Неподалеку американизированный «Бар Дальнего Запада» и дамский бокс... Венделовский с видом завсегдатая повел коллегу в глубь парка. Они оказались возле ресторанчика с веселым названием «Тары-бары». Издетский смотрел настороженно.
— Здесь самые лучшие и дешевые счи в Берлине, мои ами. И молодые поросятки. Уж поверьте!
После вкусного, хотя и не очень сытного обеда умиротворенный Издетский, к которому вернулась его всегдашняя самоуверенность, напомнив про обещание сопровождать его, повез Венделовского по крупным центрам русской эмиграции. Сначала они отправились в бойкий торговый район, где на Нейскенигштрассе в одном из дворов, в глубине, стояло двухэтажное обшарпанное здание — бывшая казарма, в которой ныне размещалось общежитие Общества помощи русским гражданам. Благородные эмигранты называли этот притон по-петербургски — «Вяземская Лавра» или «Васина деревня».
Пройдя по щербатому булыжному двору и попав внутрь общежития, дипкурьеры увидели мрачную картину: полутемные комнаты, низкие потолки, грязные, с обсыпавшейся штукатуркой стены, почувствовали кислый, застоявшийся воздух. Узкие кровати (вернее, проволочные нары)} стояли почти впритык друг к другу — истонченные рваные матрацы, ни постельного белья, ни одеял, каждый использовал свое имущество, укладывая его под себя.
Читать дальше