Врангель принимал Венделовского в гостиной, один (даже вездесущего генерала Перлофа на этот раз не было), и сам разливал чай, подчеркивая неофициальный, весьма доверительный характер их встречи, С максимальным участием, на которое был способен, он расспрашивал новоявленного дипкурьера о его жизни, родителях, родственниках, образовании, знакомстве и дружбе с князем Андреем, сыном Татьяны Куракиной; извинялся, что обстоятельства помешали ему сразу использовать Альберта Николаевича в деле, которое тому по плечу; интересовался его взглядами, оценкой нынешнего политического момента; все время подчеркивал ту огромную степень доверия, которой он с сего дня облекает своего посланника, представляющего главнокомандующего русской армией в самых разных странах, среди деятелей разных политических направлений и взглядов.
Венделовский держался напряженно. Хорошо, что знал высказывания Врангеля представителям прессы после посещения короля Александра (разумеется, их не напечатала ни одна газета) о том, что «все части русской армии, рассеянные по различным странам, сохраняют свою боевую организацию и с нетерпением ожидают дня, когда они смогут вновь посвятить свои силы освобождению России». В духе этой безумной программы он и отвечал, вызывая растущую симпатию главкома (как мало, в сущности, надо для этого — уметь лишь поддакивать!).
Врангель просил внимательно прислушиваться и присматриваться ко всему происходящему вокруг, покупать газеты на местах и привозить ему наиболее интересные, чтобы подкреплять свои доклады, кои ему надлежит будет делать после возвращения из каждого турне. Поинтересовавшись, где намерен обосноваться Альберт Николаевич — в Белграде или тут, — и получив ответ, что в Сремских Карловцах, Врангель, еще более помягчев (вспомнил, кстати, что Венделовский понравился ему еще в момент первого появления и потом, во времена эвакуации из Крыма), заметил, что квартиры тут весьма дороги, а посему он даст указание начальнику информационного отдела Генерального штаба полковнику Архангельскому, в ведении которого находится и дипкурьерская связь, изыскать возможность и прибавить жалование господину Венделовскому. Альберт Николаевич сказал, что он путешествует в паре с ротмистром Издетским и неловко будет, если один из них станет получать более другого.
— Издетский... Издетский, — силился вспомнить Врангель. — Очень знакомая фамилия, а человека за ней — нет, не вспомню. Вы-то его давно изволите знать?
— Со времен прибытия в армию, с первых дней, когда генерал фон Перлоф устроил мне серию экзаменов, ваше высокопревосходительство.
— Ах, Перлоф, Перлоф! Я вспомнил: это его человек, Издетский. Он — жандарм. Почему вы хлопочете за жандарма? Боитесь его?
— Что вы, ваше высокопревосходительство?! Почему?
— Оставим, Альберт Николаевич. Он — человек не нашего круга. Хотите, я прикажу назначить к вам иного напарника? Выбор есть.
— Не беспокойтесь, умоляю, ваше высокопревосходительство! Ротмистр меня вполне устраивает. Есть недостатки, но и масса достоинств — боевой офицер, участник многих кампаний, верный нашему делу. У него есть чему поучиться.
— Ну хорошо, хорошо, — поморщился Врангель. — Только не называйте этого господина «боевым офицером». Тут и определенные оттенки, вам — штатскому человеку — их не понять. И не доверяйтесь ему.
— Благодарю вас за ценный совет, ваше высокопревосходительство! — воскликнул Венделовский. — Я оправдаю ваше доверие! — Увидев, что главнокомандующий хочет встать, он вскочил: — Простите, я злоупотребил вниманием вашего высокопревосходительства.
— Пустяки, — дружески сказал Врангель. Он улыбнулся и будто бы подмигнул даже. Но, сразу став серьезным, встал — глаза немигающе уставились в лицо Венделовского — и протянул ладонь. Сказал: — Надеюсь, наш разговор останется между нами, Альберт Николаевич? И еще: до Белграда всю почту вы будете завозить сюда, в Сремски Карловцы. Лично мне, на самое непродолжительное время, вы понимаете? И делать это так, чтобы ваш ротмистр не замечал.
— Естественно.
— Подумайте, как нейтрализовать напарника. Купите его, напугайте — любым способом. Желаю успехов!
Поезд мчался ночной равниной. Ни огонька. И только в окне мелькал бело-голубой диск полной луны. Трясло. Дурно пахло. Кто-то громко и возмущенно разговаривал по-немецки в коридоре, возле их купе. Венделовский посмотрел на часы: пора будить ротмистра. Он соскочил с полки, чтобы поправить постель. Издетский открыл глаза и, словно не спал вовсе, спросил:
Читать дальше