Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.

— А как нравится вам... э... э... Струве, Альберт Николаевич? — Точно все время думал только о том, чтобы продолжать проверку коллеги.

— Он что — приснился вам? — пытался отшутиться Венделовский.

— Напрасно изволите... э... э... шутить. Струве — весьма опасная бестия. Недавно он так изволил сформулировать свою новую политическую позицию: мы против вождя, хотя готовы под единым водительством добиваться реставрации России... в духе правовой государственности. Что сие?

— Оставьте, Станислав Игнатьевич. Я отдохнуть хочу.

— Не знаете или являетесь... э... приверженцем?

— Знаю. Струве утверждает, что не только с лозунгом, но и с задней мыслью о возврате земельной собственности идти в Россию нельзя. Впрочем, не пугайтесь: его программа недалека и от нашей программы.

— Какой это вашей?

— Нашей, нашей, Издетский! Монархической! Так что не волнуйтесь и дайте мне поспать до Берлина! Вы мне надоели наконец своей любознательностью.

— А мне кажется, вы — скрытый милюковец, — не унимался Издетский. И хотя спрашивал он шутливо, желваки на его обтянутых кожей скулах перекатывались зло, а узко поставленные глазки смотрели внимательно и настороженно.

— Если кажется, перекреститесь, — сказал Венделовский и полез на верхнюю полку.

— Вы спите, Альберт Николаевич? — тут же раздалось снизу. — Не сердитесь. Нам работать вместе и головы из-за этих бумажек под пули подставлять. Я хочу быть в вас уверен как в самом себе.

— Хватит дурака валять, Издетский! Вы всю жизнь выполняли и будете выполнять чужие задания. Но успокойтесь. Ни вас, ни ваших начальников я не боюсь: и у меня есть высокий покровитель...

Берлин не переставал удивлять Венделовского. Огромный город, переживший войну и революцию, всеобщую разруху, бешеное падение марки, инфляцию, продолжал неправдоподобную, фантастическую, иллюзорную жизнь. И даже днем, казалось, Берлин живет по-ночному: бурно, бестолково, лихорадочно, точно в канун сильнейшего землетрясения, которое должно произойти через час-два и о котором все уже знают. Всегда поражающий приезжих своей чистотой, порядком на улицах, аккуратностью, Берлин имел вид запущенный, замусоренный донельзя. Дома — серые, закопченные, одряхлевшие; улицы — давно не подметаемые.

Переполнены все доступные увеселительные заведения — всевозможные кафе, биргале, вайнштубе, нахтлокали. По улицам текла густая толпа: фланировали офицеры несуществующей уже кайзеровской армии, в форме, с моноклями в глазу; спешили коммерсанты и «деловые люди», стремящиеся хоть на чем-нибудь подзаработать при ежедневно растущих ценах; спекулянты — «шиберы», как их называли, — направляющиеся на Монцштрассе, где бурлил «черный рынок»; продавцы жалких товаров с лотков, мальчишки-газетчики и мальчишки-папиросники; дамы из общества и проститутки разных рангов; то тут, то там возникали «шпаннцеры» или «шлепперы» (зазывалы), собирающие гостей в свои притоны, где можно и в карты поиграть, и голыми «нахттанцеринами» полюбоваться, музыку послушать, потанцевать и выпить, если у тебя завелись кое-какие деньжата. Была слышна русская речь. Берлин — один из крупных центров русской эмиграции. Немцы, недовольные пришествием русских, ворчат: «Скоро нам не будет места у себя дома...»

Дипкурьеры остановились, как обычно, в гостинице «Элита». И здесь царила грязь, запустение — рваные обои, осыпавшаяся штукатурка, ломаная мебель. Но были тут и свои преимущества: неподалеку старомодное здание на Унтер-ден-Линден — русское посольство и канцелярия эмигрантов на Люцовштрассе, где дипкурьеры сдавали и получали почту; относительно невысокие цены, некоторые знакомства с прислугой, предупреждающей о внезапной облаве или интересе, проявляемом к постояльцам «шпитцслями» или обыкновенными «поленте». [22] Шпики; полицейские (нем., жарг.) Номер курьеров выходил окнами во внутренний двор, в полуторах метрах внизу находилась крыша какого-то гаража или сарая, подходившая к широкой стене, по которой — в случае необходимости — можно было пробраться на соседнюю тихую улочку. Издетский авторитетно объяснил, что это как бы второй вход или выход — вещь совершенно необходимая при нахождении на конспиративной квартире...

Днем курьеры отнесли вализу в эмигрантскую канцелярию. Один из заместителей военного агента капитан Снесарев, чем-то явно озабоченный и встревоженный, принял почту и сказал, что они свободны, посылка для них не готова, к тому же не исключено, что им придется выехать в Вену: у поехавшего в Белград дипкурьера полковника Бемера какие-то неприятности там, необходимо по выяснении обстоятельств — принимать меры. С восьми вечера Снесарев просит их быть неотлучно в номере, он им позвонит.