Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

Виктория Федоровна, почтительно и крепко поддержанная под локоть «Максоморицем», спускается на берег... Их окружает толпа. Дюжие полицейские вокруг. Несколько журналистов, оказавшиеся рядом, надсаживаясь изо всех сил, задают вопросы по-английски, по-французски и даже по-русски. Какие-то господа с помощью полицейских прокладывают коридор в толпе. В дальнем конце коридора — два длинных, как дирижабли, сверкающих автомобиля.

Она садится, и ее стремительно везут по улицам. Нью-йоркские улицы — узкие каньоны — против ожиданий, полны света, хотя то слева, то справа проносятся небоскребы — башни на кубах, поставленные на еще большие, словно из целого стекла. В миллиардах окон несутся вслед машине сразу сотни солнц.

Виктории Федоровне становится не по себе. От быстрой езды, вероятно. Она одна в этом обитом серой кожей, с мягкими подушками ящике на колесах. И смазанный пейзаж за окнами. И рядом — незнакомый, не представленный никем пожилой человек во фраке, с постоянной улыбкой, показывающей слишком белые вставные зубы. Кто он?.. Слуга? Чиновник миллионера? Загадочен, молчалив. На ее вопрос отвечает любезной улыбкой. Он сидит на откидной скамеечке напротив Виктории Федоровны и ни на миг не отрывает от нее своих желтых, внимательных глаз. Что он — сторожит ее, охраняет? Или это одни из похитителей: газеты всего мира полны сообщений о похищениях царственных особ специально организованными бандами. Похищают, держат в тайных местах, а потом предлагают вернуть за баснословно крупный выкуп... Виктория Федоровна бросает взгляд через заднее окно автомобиля. Второй черный ящик, как привязанный, мчится следом. Там полковник и фрейлины. Это успокаивает: «Максомориц» сумеет защитить ее.

Виктория Федоровна ощущает снижение скорости. Предметы, вывески и люди на тротуарах принимают привычные очертания. Машина останавливается. Следом, впритык, вторая. Кто-то предупредительно раскрывает дверцы. «Императрица» ступает на асфальт, торопливым взглядом успевает скользнуть по фасаду — он плоский, как утес, как фабричная стена, высокий — этажей десять, не меньше, с невыразительным козырьком над входом, на котором трижды повторено «Astor», «Astor», «Astor». Еще замечает крутящуюся дверь толстого стекла. «Императрицу» точно подхватывает ветер и переносит в большой круглый вестибюль, где ее появление встречают аплодисментами. Ежесекундно белым адовым огнем вспыхивает магний — щелкают фотоаппараты, раздаются возгласы — не столь почтительные, сколь веселые. Две широкие и пологие беломраморные лестницы, крытые алыми коврами, словно две руки, обнимающие вестибюль, поднимаются на второй этаж. Рядом оказываются полковник и обе фрейлины. Виктория Федоровна старается взять себя в руки. Так непривычно все в этой Америке, ошеломительно, не по-людски. Эта гигантомания, скорость, треск и грохот города, крики людей, которые изъясняются так потому, что боятся быть неуслышанными или непонятыми, вероятно.

Напротив приехавших выстраивается шеренга людей в коричневых мундирах с золотыми галунами, блестящими пуговицами и брюках с красными генеральскими лампасами — обслуга отеля. Впереди два господина, удивительно похожие друг на друга и на гоголевских Добчинского и Бобчинского, и третий — тот, во фраке, что примчал сюда «императрицу». «Бобчинский» произносит приветственную речь на английском языке. Он кланяется, улыбается, делает широкие приглашающие жесты. В группе русских никто не знает английского. Не подумали о самом важном — надо же! Признаться неудобно, момент ответственный. Надо знать, кто эти люди и что они хотят. Полковник пытается объясниться, хозяева молчат.

Отсутствие реакции понятно, и тогда «Бобчинский» произносит речь на немецком: отель «Астор» во власти русской императрицы, ей отведен лучший апартамент, где останавливались замечательные люди из многих стран — политики, финансовые магнаты, коронованные особы. В ее распоряжении слуги и шоферы. Они сделают ее пребывание в отеле «Астор» и Нью-Йорке приятным. Все ее желания будут исполняться, не следует ограничивать себя ни в чем: за все заплачено. Америка — страна, где все имеют свободу по своему кошельку, шутит он.

— Скажите, что я благодарю, я тронута, — говорит Виктория Федоровна.

«Максомориц» разражается радостной речью на французском языке, стоя во фрунт.

Все кланяются, лучезарно улыбаясь. Наконец общий язык найден. «Бобчинский» отвечает на французском: ее «императорскому величеству» будет выделен переводчик и частный детектив для охраны, мастер своего дела. Человечек во фраке неловко кланяется.