Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

И обрушилась на Венделовского сбивчивая, почти на рыдании, на крике тирада, где выплеснулось наружу все, чем, видно, жил Шаброль последнее время. Он то шептал, то почти кричал, задавал вопросы и сам отвечал на них, казалось, он выворачивал всего себя наизнанку и не стыдился этого.

Неужели Альберт не видит, что рушится их мир, в котором все так четко было разделено пополам. Было ясно, что там, за кордоном, в Советской России, — свет и правда; здесь, где вынуждены жить и работать они, — ложь, гниль, неминуемый крах. Но там, в России, люди умирают от голода, надрываются в непосильном труде на стройках пятилетки, здесь же благоденствуют, обуржуазиваются, живут в свое удовольствие. Общество справедливости, строительства социализма — это что, правда? А враги народа, аресты, судебные процессы, расстрелы, лагеря — это что, выдумка, ложь? Не только эмигрантские, все советские газеты пишут об этом, и как поверить, что тысячи, десятки тысяч, может быть, миллионы людей — враги своей страны, предатели, шпионы...

А люди, которые приезжают работать сюда, — разве это те люди, которых они знали прежде? В большинстве своем они малограмотны, совершенно не разбираются ни в тонкостях дипломатии, ни в развед-работе... Зато как дотошно они следят друг за другом, как боятся произнести лишнее слово, как стараются быть похожими один на другого.

А что делается с теми товарищами, которых вызывают в Москву для отчета, награждения, новых инструкций? Они почти никогда не возвращаются назад, они исчезают, как будто их поглощает бездонная яма...

— Так, по-твоему, прав Беседовский, который не отозвался на вызов и сбежал? — не выдержал Альберт. — Я просто потрясен, Шаброль, я ушам своим не верю...

— А ты бы поверил, если б тебе сказали, что я — враг и предатель? Поверил бы? Молчишь?

— Успокойся, Роллан. Я верю тебе, больше чем себе самому.

— Тогда подумай, может ли быть правдой то, о чем писали про Беседовского? Советник советского представительства, посланный самим Сталиным осуществлять его директивы, обвиняется в краже посольских денег и вынужден бежать через забор. Это не выдерживает никакой критики. Ты читал его книгу «На путях к термидору»? Это зловещее предупреждение всем нам...

— Ну, а Гриша Агабеков, наш боевой и не раз испытанный коллега. Боевик. Пишут, что он совершил предательство из-за любви, точно гимназист... Но он раскрыл в ряде газетных статей многие из секретов нашей организации и действия наших групп за рубежом. Такое делают лишь по глубокому убеждению, если речь идет о людях типа Агабекова — о старых закаленных бойцах.

Шаброль замолчал, обессиленно сел на землю, опустил голову. Венделовский смотрел на него с ужасом. Это Шаброль, несгибаемый «Доктор», прошедший огонь, воду и медные трубы? Его наставник, товарищ, его идеал?.. Если б такие речи Венделовский услышал от кого-нибудь другого из товарищей, не раздумывал бы ни минуты — сообщил бы в «Центр». Но Шаброль?! Ему он верил безоговорочно: Шаброль не мог ошибаться.

— Послушай, Роллан, мне кажется, что ты смертельно устал, что многое видишь в черном свете. Я обещаю тебе подумать обо всем, что ты сказал. Можешь быть уверен, что останется между нами. Но не представляю себе, как ты будешь работать дальше. Надо отдохнуть, отвлечься. Может быть, это простое совпадение фактов...

Шаброль поднял голову, тяжелым взглядом впился в глаза Венделовского.

— Как ты еще молод, друг, как наивен! Но прав: забудем эту ночь, эту беседу. Может быть, я, действительно, ошибаюсь. Я хотел бы ошибаться, поверь мне. А сейчас идем в дом, скоро нам расставаться, хоть вздремнем немного... Еще раз прошу, забудь все, то я тебе сказал. Иначе пропадешь, это не по человеческим силам.

— А ты, Шаброль? Как же ты?

— Я — старый волк, Альберт, я из железа сооружен, мне легче.

Нет, заснуть в этот остаток ночи Венделовский так и не смог. И еще много бессонных ночей провел он в размышлениях о сказанном Шабролем. Оказалось, что очень тонкой была его защитная броня. Он жил как «прежде — вел кропотливую работу резидента, выполнял задания «Центра», шел на связь, но ночами снова и снова возвращался к фактам, почерпнутым из газет, сопоставлял советскую и парижскую прессу, искал совпадения, ясно видел, что один и тот же факт толкуется прямо противоположным образом...

О многом он просто не знал, давно оторванный от советской жизни. Некоторые понятия были для него просто абстракцией, не более. Колхоз, например. Об успехах колхозного строительства победно трубили все советские газеты. Но откуда тогда голод, откуда массовые выселения в Сибирь целых деревень, почему против родной Советской власти восстают крестьяне?