Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

Вторым председателем ОРЭСО стал Неандер. Он молод, замечательный оратор и, несмотря на молодость, хорошо знаком с политической кухней. Неандер вышел из кругов правой эмиграции, искал себя и среди правых и среди левых. Потом на какое-то время таинственно исчез. Одни говорили, уехал в Советский Союз. Другие — в Германию. Одним словом, порвал с русской эмиграцией, о чем выступал и в печати. Затем вернулся как ни в чем ни бывало и вновь принял ОРЭСО. Именно с Неандера придется Венделовскому начинать работу в Студенческом Союзе. Необходимо будет скомпрометировать эту нечеткую фигуру — так сформулировал Шаброль еще одно задание для Венделовского.

— Ситуация понятна? Будешь начинать, как последовательный сторонник Неандера. И изнутри изучать монархистов. На адаптацию год с небольшим. Тебе же еще одно задание: подготовить место для встречи руководства — она пройдет в Карловых Варах, курортном местечке в ста с лишним километрах от Праги.

Оставалось только решить судьбу «Фунтика», тем более после отъезда Шаброля с Монкевицем в Марсель он остается без дела. Решено было прикрепить его к Туркулу, чье имя все чаще связывают с развитием русского фашизма. Туркул давно уже ведет странную политику: то лезет в вожди, то вроде бы уходит от общественной жизни. Абрамов-младший должен завоевать его доверие — для него, сотрудника РОВСа, это будет нетрудно.

Беседа двух друзей, казалось, была кончена. Оба устали, побледнели, переговорили обо всем. Но спать не хотелось, хотя за окнами уже начинало светлеть.

— Быть может, выйдем, подышим воздухом? — в предложении Шаброля Венделовскому почудился какой-то дополнительный смысл.

— С удовольствием, — согласился он поспешно. Они вышли в сад, стали прохаживаться от дверей к калитке дома. Шаброль привычно зорко оглядывал пустынную аллейку, кусты и деревья, подошел к флигельку, где мирно спали Монкевиц и Абрамов-младший.

— Спят, как сурки, один другому подсвистывают. Можем говорить спокойно.

— О чем? Пожалуй, все деловые темы исчерпаны, а об интимном — это, кажется, не твоя любимая тема, Шаброль?

— Да, об интимном, пожалуй, лучше не скажешь. — задумчиво отозвался «Доктор». — О многом хочу поговорить с тобой доверительно, да вот не знаю, как начать...

— Ну, это на тебя совсем не похоже, Роллан. Говори, я весь внимание.

Но Шаброль, видно, так и не решился заговорить о главном. Стал расспрашивать о советском торгпредстве, где недавно поменяли многих сотрудников. И Венделовский рассказал о том, что знал через свою связную Ольгу Полякову, недавно появившуюся в Париже вместе со специалисгом-угольщиком, налаживающим во Франции торговлю советским углем. Василий Ротов — недавний шахтер, никак не мог понять, что ею делопроизводитель имеет дополнительные задания, кроме оформления договоров, авансов фрахтования пароходов.

Пришлось прижать «угольщика» по партийной линии, тем более, что Ольга считалась в торгпредстве секретарем партячейки. Скрепя сердце, Ротов признал за Ольгой право уходить из торгпредства в любое время. Разумеется, не в ущерб основному делу, но с ним она справлялась идеально. И французский язык она знала блестяще, видно, учила его в детстве.

Значит, со связной на этот раз тебе повезло, не так ли? Береги девушку, такие теперь редкость. — Шаброль со значением, с нажимом произнес слово «теперь» и вдруг положил руку на плечо друга.

— Скажи, Альберт, ты задумывался над тем, что происходит теперь? Ты обязан читать всю эмигрантскую прессу, давать ее обзор. Но какими глазами ты ее читаешь?

— Какими? Странный ты задаешь вопрос! Глазами человека, уверенного в правоте нашего дела, понимающего, что все эти измышления, пачкающие нашу страну, — беспардонное вранье, инсинуации, провокационные вылазки.

— Ну, если так, то легко тебе живется, милый...

— А тебе, Шаброль? Что ты имеешь в виду?

— Знаешь, ни с кем другим я не решился бы поделиться своей тревогой. Но верю тебе, как себе. И голову даю на отсечение: «неладно что-то в датском королевстве».

Пораженный выражением лица Шаброля, — его свела мучительная гримаса, будто физическая боль пронзила человека. — Венделовский обнял друга, встряхнул его за плечи.

— Черт возьми, Роллан, хватит намеков! Говори все прямо. Ты ведь знаешь, под пыткой не выдам тебя...

— Верю, верю, друг, поэтому и решился на этот разговор. Но не могу больше копить свои сомнения: ежеминутное ожидание беды, страх, который мешает дышать...