Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Допустим, ну и что?

— Жаждать мести ради мести — это само по себе зло.

— Можешь не цитировать мне своих оксфордских философов. Как по-твоему, чего заслуживает этот Кейди?

— Если он признает свою ошибку, вы должны будете проявить милосердие. А не стараться его затравить.

— Ровно столько же милосердия, сколько проявляли ко мне в «Ядвиге». И в Брикстонской тюрьме. И травить его я буду точно так же, как травили меня. Не больше и не меньше. Есть ведь и такой закон — око за око.

— Но как вы не понимаете — ведь если вы становитесь на такую позицию, вы ведете себя, как… ну, как нацисты.

— А я думал, ты обрадуешься, — сказал Адам, закрывая ящик стола.

— Я рад, но только не унижайте себя местью. И Стефан, я думаю, тоже не хотел бы этого.

Сэр Роберт Хайсмит один за другим обрезал побеги роз, оставляя только самые сильные, которые расцветут еще этим летом. Он очень любил хозяйничать в своем саду.

— Дорогой, чай готов, — послышался голос его жены Синтии.

Он стянул перчатки и направился в сторону оранжереи своего маленького поместья, которая двумя столетиями раньше была сторожкой у ворот королевского парка.

— Розы в этом году будут хороши, — сказал он.

— Роберт, чем ты так озабочен весь этот выходной? — спросила Синтия.

— Делом Кельно. Там происходит что-то непонятное.

— Ах, вот что? Я думала, уже почти все решено.

— И я так думал. Но старик Шоукросс, который, казалось, вот-вот согласится принести извинения, вдруг сделал разворот на сто восемьдесят градусов. Этот тип Кейди побывал в Лондоне и решил принять бой. И Шоукросс тоже. А самое удивительное — то, что дело взялся вести Том Баннистер.

— Том? Разве это для него не рискованно?

— Рискованно.

— Как по-твоему, сэр Адам все тебе рассказал?

— Вот об этом я и думаю, дорогая.

Доктор Лейберман услышал звонок в дверь своей квартиры на улице Давида Маркуса и открыл дверь.

— Я Шимшон Арони, — сказал человек, стоявший перед ним.

— Я так и думал, что вы меня разыщете, — отозвался доктор Лейберман.

Арони, знаменитый охотник за нацистами, прошел вслед за врачом в его кабинет. Несмотря на весьма почтенный возраст — шестьдесят восемь лет — суровый Арони был полон сил и энергии. Франц Лейберман выглядел, напротив, мягким и по-отечески добродушным.

— Я читал ваши заметки в газетах и журналах. Кого вы нашли?

— Моше Бар-Това из кибуца Айн-Гев. Он дал мне имена других. В общей сложности четырех мужчин и двух женщин, которых вы лечили эти годы. Вы знаете, что происходит сейчас в Лондоне. Я пришел к вам потому, что вы знакомы с этими людьми. Нам будет легче уговорить их дать показания, если нас поддержит их врач.

— Я не буду вас поддерживать. Они и без этого достаточно страдали.

— Страдали? Каждый еврей должен страдать. Всю свою жизнь страдать. Как насчет вас и членов вашей семьи, доктор Лейберман? Скольких из них вы потеряли?

— Мой дорогой Арони, чего вы хотите? Выставить их на, обозрение, словно животных? Чтобы они публично рассказали о том, как их изуродовали? Особенно женщины — им-то никогда не вернуть здоровья. При тщательном лечении, окруженные заботой семьи, они еще способны вести некое подобие нормальной жизни. Но то, что произошло с ними, похоронено в темных закоулках их памяти. Если это снова выйдет наружу, им грозит травматический шок.

— Это все равно выйдет наружу. Мы никогда не допустим, чтобы об этом забыли. Мы будем швырять это в лицо всему миру при каждой возможности.

— Вы слишком долго охотились за военными преступниками и ожесточились. Мне кажется, вы стали профессиональным мстителем.

— А может быть, я просто лишился разума, когда мою жену и моих детей вырвали у меня из рук на селекции в Освенциме. Что должно быть сделано, то должно быть сделано. Мне переговорить с ними самому или вы мне поможете?

Франц Лейберман знал, что Арони безжалостен. Он ни за что не отступится. Одного за другим, по одиночке, он их измотает, устыдит, заставит дать показания. Если собрать их вместе, они, по крайней мере, помогут друг другу сохранить мужество.

«Александер, Бернстайн и Фридман»

Адвокаты

Парк-сквер, 8

Линкольнз-Инн Лондон

30 апреля 1966 г.

Шалом, Александер!

Сообщаю о своих успехах. Я встретился с шестью жертвами — их данные и показания прилагаются. Я убедил их, что у них нет выбора и они обязаны приехать в Лондон. Франц Лейберман поедет с ними. Он будет их опекать и успокаивать.