Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

Когда Джозефсон пришел к Уилкоксу, оба стреляных воробья, согласно традиционному протоколу, начали с того, что принялись осторожно прощупывать почву.

— Ну, что там у вас новенького, мистер Джозефсон?

— Есть одно большое дело.

Хотя Уилкоксу сразу пришла в голову приятная мысль о причитающихся ему комиссионных, он сохранял полное хладнокровие.

— Мы представляем Абрахама Кейди, ответчика по иску Адама Кельно.

— Да, это лакомый кусочек, ничего не скажешь. Не думал, что он станет защищаться. И кого же из моих барристеров вы имеете в виду?

— Томаса Баннистера.

— Да что вы, это несерьезно.

— Крайне серьезно.

— Я могу предложить вам Девона. Самый блестящий младший барристер из всех, кого я повидал за последние двадцать лет.

— Нам нужен Баннистер. Барристер обязан взяться за любое дело, если ему за это заплатят.

— Подумайте хорошенько, — сказал Уилкокс. — Я никогда не становился поперек дороги ни вашей конторе, ни другим адвокатам. Но это может сказаться на всей его карьере.

— Боюсь, что это я понимаю.

— Рюмочку на ночь, Том?

— С удовольствием.

Шофер открыл перед ними дверцу. Леди Видман вышла из машины первой, за ней последовал Томас Баннистер.

— Морган, дождитесь мистера Баннистера, отвезете его обратно в Темпл.

— Да нет, отпустите его. Я с удовольствием немного пройдусь и возьму такси. Сейчас мне редко представляется случай пройтись по Лондону.

— Ну, как желаете.

— Спокойной ночи, мэм, мистер Баннистер. Когда я буду вам нужен?

— Только в полдень. У меня примерка у Диора.

Она протянула Баннистеру рюмку коньяку. Он грелся у камина, по своей привычке шагая взад и вперед.

— Ваше здоровье.

— Ваше.

— Прелестный вечер, Сара. Не помню, когда я в последний раз получал такое удовольствие. Я свинья, что забываю о вас и вам приходится самой меня приглашать, но сейчас у меня очень много работы.

— Я прекрасно это понимаю, Том.

— Хорошо еще, что я не могу вам отказать.

— Еще бы вы попробовали.

Баннистер сел и вытянул ноги.

— Теперь, когда вы меня накормили и напоили, я хотел бы знать, о чем таком вы намерены меня попросить, в чем я не смогу вам отказать.

— Речь идет об иске сэра Адама Кельно к Абрахаму Кейди. Вы, конечно, знаете, почему меня это интересует. Кейди представляет Джейкоб Александер.

Баннистеру не удалось сохранить свою обычную невозмутимость.

— То-то я на днях заметил у себя в конторе Джозефсона.

— Да. До вас теперь не так просто добраться. По-моему, ваша партия собирается упаковать вас в пластик и держать в морозилке до самых выборов.

— Я уже с ними по этому поводу ругался. Какой же из меня получится премьер-министр, если я буду избегать острых вопросов?

— Так вы подумаете об этом?

— Конечно.

— Но имейте в виду одно, Том. Если вы возьметесь за это дело, на них будут давить изо всех сил.

Баннистер улыбнулся. Это случалось крайне редко, отчего каждая его улыбка приобретала особое значение.

— Вы, я вижу, принимаете это дело близко к сердцу. Скажите-ка, Сара, что за тип этот Абрахам Кейди?

— Манеры, как у грузчика, идеализм, как у наивного ребенка, голос, как у быка, пьет, как лошадь, и сентиментален, как теленок. Совершенно не джентльмен.

— Да, бывают такие писатели. Странная публика.

Кабинет Томаса Баннистера выглядел немного более щеголевато, чем у его коллег-барристеров — он был довольно богато и со вкусом обставлен, и только безобразные переносные электронагреватели на полу портили картину.

Баннистер и Кейди, оба — опытные бойцы, присматривались друг к другу, а Александер внимательно наблюдал за обоими.

— Ну хорошо, — сказал Томас Баннистер. — Значит, Кельно все это делал. И мы не допустим, чтобы это сошло ему с рук, так?

На лицах Кейди и Александера отразилось видимое облегчение.

— Мы все понимаем, какая огромная и трудная работа нам предстоит. В течение всего будущего года большая часть ее придется на вашу долю, Александер.

— Я не пожалею на это сил. Кроме того, мы не останемся без союзников.

— Господа, — сказал Эйб, — я убежден, что меня будут представлять самые лучшие силы, какие только есть. Я не собираюсь указывать вам, как вести дело. Но у меня есть одно условие. Ни при каких обстоятельствах Питер Ван-Дамм не должен давать показания в суде. Я знаю, что это осложняет нашу задачу, но уж лучше я проиграю дело. Это мое первое и единственное требование.

Александер и Баннистер переглянулись и погрузились в размышления. Благородство благородством, но это лишало их самого сильного козыря. «Да, это дело принципа, — подумал Баннистер. — А мне нравится этот Кейди».