Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

«Вот это — я, а вон тот зверского вида человек на другой стороне улицы — мой отец. Бедный мальчишка… Что хорошего ждет его в таком месте? Что хорошего ждало меня? Да еще при таком отце, суровом, словно эти камни в пустынных полях.

Пришпорь свою лошадь, парень! Пришпорь ее и галопом скачи прочь! Скачи в город, там твое спасение.

Я ненавижу тебя, отец!»

Адам включил первую передачу, и машина медленно двинулась вслед за стадом.

«Я забился в сено. Отец врывается на сеновал и орет: „Адам!“ Он расшвыривает сено и рывком ставит меня на ноги. От него несет перегаром и чесноком. Одним ударом он сшибает меня с ног и колотит до тех пор, пока ему не приходится остановиться, чтобы отдышаться.

Он сидит напротив за столом, обдавая меня своей вонью и пьяно раскачиваясь. Борщ с кусками мяса стекает по его слипшейся бороде, он заталкивает куски в рот, как животное. Он отрыгивает, облизывает пальцы и начинает жаловаться на то, что задолжал деревенскому еврею. Все в деревне должны этому еврею.

Он сгребает меня, трясет и смеется над моим испугом. Почему он не бьет мою мать и сестер? Почему только меня? Потому что моя мать любит меня больше всех, вот почему.

Через щель в стене, разделяющей наши комнаты, я вижу, как он стоит там совсем голый. У него огромный, безобразный, почти черный член, оплетенный венами. Член блестит — он только что вынул его из моей матери. Он чешет его и играет со своими громадными свисающими яйцами.

Я ненавижу его член и яйца! Моя мать вскрикивает, когда он делает с ней это. Лежа на ней, он кряхтит и хрюкает, как боров.

Если бы я мог, я бы взял камень и раздавил бы ему яйца. Или отрезал бы их ножом.

Я хочу спать, уютно прижавшись к матери. Как спал раньше, когда был маленький. У нее были большие теплые груди, я зарывался в них лицом и трогал их руками. Она не мешала мне, потому что я был еще маленький. Прибегая к ней, я прятался у нее под юбкой, а она поднимала меня и прижимала к груди.

А он находил меня и отнимал у нее, и тряс меня, и колотил. Я всегда был весь в синяках.

Я должен бежать в город, где он меня никогда не найдет.

На земле лежит снег. Я стою у могилы матери. Он убил ее — все равно что своими собственными руками.

Теперь он уже стар и не может меня бить. И его мерзкий член теперь больше не действует».

— Адам! Адам!

— А? Что?

— Адам!

— Что такое?

— Ты слишком быстро едешь. Почти сто шестьдесят!

— Ах, прости. Я замечтался.

Поликлиника была, как обычно, полна. Ничего страшного: из Оксфорда на несколько дней приехал Терренс Кэмпбелл. Осенью Терри пойдет на практику в больницу Гая. Будет просто замечательно иметь его всегда под рукой. Сегодня мальчик проработал в поликлинике весь день — делал уколы, брал анализы, помогал ставить диагноз. Он прирожденный врач.

Отпустив последних больных, они прошли в кабинет.

— Что ты про это скажешь? — спросил Адам, поднося к лампе рентгеновский снимок. Терри принялся его рассматривать.

— Затемнение. Вот здесь. Туберкулез?

— Я подозреваю рак.

Терри взглянул на конверт с именем больной.

— Бедная женщина, у нее пятеро детей.

— Рак не имеет совести, — сказал доктор Кельно.

— Я знаю, но что станет с детьми? Придется отдать их в приют?

— Я как раз хотел поговорить с тобой на эту тему. Это единственная область медицины, где ты слабоват. Чтобы стать хорошим врачом, надо накопить такой запас интеллектуальных сил, чтобы сохранять бесстрастие даже при виде мертвого друга. Врач, у которого больные вызывают эмоциональный отклик, долго не продержится.

Терри кивнул головой в знак того, что понял, но не сводил глаз со снимка.

— Хотя, с другой стороны, это, может быть, и не рак, а если и рак, то не смертельный. Но я хотел тебе еще кое-что показать.

Он открыл ящик стола и протянул Терри какую-то бумагу официального вида с приколотым к ней чеком на девятьсот фунтов.

— Что это?

— Извинение от типографии, которое будет зачитано на заседании суда. Больше того, адвокат Шоукросса вел с Ричардом Смидди переговоры о мирном соглашении. Насколько я понимаю, Кейди побывал в Лондоне и довольно поспешно уехал.

— Слава Богу, скоро все это кончится, — сказал Терри.

— Я рад, что вы помогли мне этого добиться. Ты и Стефан. Я не дам Кейди уйти. Я затаскаю его по судам во всех странах, где вышла его грязная книжонка. Особенно в Америке — они дорого за это заплатят.

— Доктор, — тихо сказал Терри, — когда вы взялись за это дело, у вас была благородная цель. А теперь это похоже скорее на жажду мести.