Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

— Эйб в Лондоне?

— Да, сэр. Он был несколько нетрезв, когда мы его задержали. Пьян, как чушка, если мне будет позволено так выразиться.

— С ним все в порядке, Ричардсон?

— Ну, более или менее, сэр. У него к кителю была пришпилена записка. Можно я ее прочту?

— Да, конечно.

— «Меня зовут Абрахам Кейди. Если вам покажется, что я пьян, не верьте своим глазам. Это приступ кессонной болезни, последствие подземных работ по секретному проекту. Мне необходима медленная декомпрессия. Доставьте мое тело по адресу: Камберленд-Террас 77, Дэвиду Шоукроссу». Вы заберете его, мистер Шоукросс? Мы не хотели бы возбуждать против него дело — все-таки человек только что из госпиталя и все такое.

— Возбуждать дело? А за что?

— Видите ли, сэр, когда мы его взяли, он плавал в фонтане на Трафальгар-сквер. Голый.

— Везите паршивца сюда, я его заберу.

— Значит, изображали из себя германскую подлодку, да? И подняли перископ посреди нашего знаменитого фонтана? — поддразнивал его Шоукросс. — Ну, знаете ли, Абрахам…

Эйб застонал и налил себе еще чашку черного кофе. По крайней мере, англичане называют это кофе. Бр-р-р!

— Шоукросс, погасите вашу проклятую сигару. Неужели вы не видите, что я умираю?

— Еще кофе? — спросила Лоррейн.

— О Боже, нет. То есть нет, спасибо.

Она позвонила в колокольчик и помогла горничной убрать посуду.

— Я должна бежать. Очереди все еще ужасные, а мне надо запастись продуктами. Завтра приезжают из Манчестера дети. — Она торопливо поцеловала Эйба в щеку. — Надеюсь, что теперь вы чувствуете себя лучше, мой милый.

Когда она ушла, Дэвид ворчливым тоном сказал:

— Вообще-то я люблю своих внучат, как и положено всякому деду, но, откровенно говоря, они ужасно избалованы. Я постоянно пишу Пэм, как опасно здесь, в Лондоне, но она ни черта не слушает. Впрочем, я всерьез подумываю о том, чтобы после войны принять Джеффа в дело. Ну, так что там за история с вами и этой вашей девушкой — как ее?

— Линстед. Саманта Линстед.

— Вы влюблены в нее или что?

— Не знаю. Ни разу ее не видел. Я спал с ней, но ни разу ее не видел и даже не трогал.

— Ну, тут нет ничего удивительного. Влюбленные всегда в том или ином смысле слепы. Я ее видел. Довольно привлекательная — такой спортивный тип. Крепкого сложения девушка.

— Она перестала ходить ко мне в госпиталь, когда мне сняли с глаз повязку. Боялась мне не понравиться. Я в жизни не чувствовал себя таким дьявольски несчастным. Хотел было отправиться к ним, вышибить дверь и потребовать, чтобы мне ее выдали, но потом передумал. А что, если она на самом деле уродина? А что, если она поглядит на меня при дневном свете и одумается? Глупо, правда?

— Очень. Ну, рано или поздно вам все равно придется взглянуть друг на друга. А пока — есть у вас какая-нибудь компания, в которой вы могли бы забыть Саманту?

— Нет, я давно не был в Лондоне. Вчера вечером стал звонить своим прежним знакомым, и из первых четырех две замужем, одна беременна, а у четвертой к телефону подошел какой-то мужчина.

— Ну-ка, посмотрим, — сказал Шоукросс, запустив толстые пальцы в жилетный карман и вытащив записную книжку. Листая ее, он несколько раз что-то одобрительно промычал. — Давайте встретимся за обедом в «Мирабелле» в два часа. Что-нибудь придумаем.

Абрахам Кейди, протрезвевший и пришедший в себя, свернул на Керзон-стрит и вошел в уютное святилище ресторана «Мирабелла». Его встретил метрдотель. Эйб на секунду остановился и бросил взгляд в дальний конец зала, где обычно сидел Шоукросс. Тот был с какой-то рыжеволосой. На вид — настоящая англичанка. Недурная фигура, насколько можно видеть. И выглядит не совсем дурой. Явно нервничает. Это нормально: все они нервничают перед тем, как познакомиться с писателем, а потом обычно разочаровываются. Они думают, что блестящий ум писателя должен порождать исключительно жемчужины мысли.

— А, Абрахам, — сказал Шоукросс, выбираясь из-за столика. — Познакомьтесь — Синтия Грин. Синтия — секретарь одного из моих коллег по издательскому делу и поклонница вашей книги.

Эйб взял руку девушки и тепло пожал ее, как всегда пожимал руку женщинам. Рука была немного влажной от волнения, но ответила крепким пожатием. Рукопожатие всегда о многом говорило Эйбу. Он терпеть не мог, когда рука, протянутая женщиной, оказывалась мокрой и вялой, словно рыба. «Неплохо сработано, Шоукросс», — подумал он.

Девушка улыбнулась ему. Игра началась. Он сел за стол.

— Официант, принесите моему другу чего-нибудь опохмелиться.