Триста метров, двести, заглушить мотор, планировать, планировать…
— Смотрите, что этот парень выделывает!
«Скорее, земля, дай на тебя опереться! Скорее, земля! Господи, что там еще? Шасси не выходит!»
«Спитфайр» плюхнулся брюхом на землю и пополз боком, высекая искры из бетона. В последнее мгновение Эйб сумел отвернуть от ангаров, и самолет вынесло за пределы аэродрома, в рощу, где он, сломав несколько деревьев, остановился. Сирены спасателей приближались. Эйб откинул колпак кабины и вылез на крыло. И тут, после секундной тишины, раздался страшный взрыв, и самолет окутал огненный смерч.
«О Господи! Я умер! Точно — умер! Господи! Я ничего не вижу! Я не могу двинуться! И в голове — какой-то туман…»
— Помогите! — закричал Эйб что было сил.
Из темноты послышался женский голос:
— Лейтенант Кейди, вы меня слышите?
— Помогите! — снова закричал он. — Где я? Что со мной?
— Лейтенант Кейди, если вы меня слышите, скажите.
— Слышу, — прохрипел он.
— Я сестра Грейс, вы в госпитале около Бата. Вы тяжело ранены.
— Я ослеп. Господи Боже, я ослеп!
— Постарайтесь взять себя в руки, тогда я смогу с вами разговаривать.
— Дотроньтесь до меня, чтобы я знал, что вы тут.
Ощутив ее прикосновение, Эйб заставил себя немного успокоиться.
— Вы перенесли тяжелую операцию, — сказала сестра, — и лежите в повязках с головы до ног. Не пугайтесь из-за того, что вы ничего не видите и не можете шевельнуться. Я сейчас позову врача, он вам все объяснит.
— Прошу вас, не уходите надолго.
— Сейчас приду. А вы пока лежите спокойно.
Он старался дышать как можно глубже, но все равно его трясло от страха. Сердце бешено заколотилось, когда он услышал приближающиеся шаги.
— Значит, проснулись? — произнес властный голос с английским выговором. — Я доктор Финчли.
— Скажите мне, доктор, — я ослеп?
— Нет, — ответил врач. — Вы еще под действием снотворного, поэтому у вас немного путаются мысли. Вы меня понимаете?
— Да, я немного не в себе, но понимаю.
— Так вот, — сказал Финчли, присаживаясь на край кровати. — Вы потеряли зрение на правый глаз, но другой глаз мы сможем спасти.
— Вы уверены?
— Да, вполне уверены.
— Что со мной случилось?
— Постараюсь объяснить вам попроще. Ваш самолет взорвался сразу после того, как вы врезались в рощу. Вы только успели выбраться на крыло и в момент взрыва закрыли лицо руками.
— Это я еще помню.
— Главный удар приняли на себя ваши руки — их тыльная сторона сильно обгорела. Ожог третьей степени. Там на каждой руке есть по четыре сухожилия — они, как резиновые жгуты, идут от запястья к пальцам. Вероятно, они у вас повреждены. Если ожоги будут плохо заживать, нам придется сделать пересадку кожи, а если повреждены сухожилия, — то пересадить и их. Вы меня понимаете?
— Да, сэр.
— В любом случае мы сможем добиться, чтобы вы снова владели обеими руками. Возможно, для этого понадобится немало времени, но операции по пересадке кожи и сухожилий у нас проходят весьма, весьма успешно.
— А что с глазами? — прошептал Эйб.
— При взрыве несколько мелких осколков попали вам в глаза и повредили роговицу. Это такая тонкая пленка, которая покрывает глазное яблоко. Так вот, каждый глаз заполнен веществом вроде яичного белка — оно, как воздух в автомобильной шине, не дает глазному яблоку схлопнуться. В ваш правый глаз осколки проникли глубоко, эта жидкость вытекла, и глазное яблоко сжалось. Что касается другого глаза, то он цел, если не считать повреждений роговицы.
— Когда я узнаю, смогу ли я им видеть?
— Я обещаю вам, что левым глазом вы видеть будете. Мы позволим вам открывать глаз на несколько минут каждый день, во время перевязки.
— О’кей, — сказал Эйб. — Я буду вести себя примерно. И… спасибо, доктор.
— Не за что. Ваш издатель мистер Шоукросс ждет здесь уже почти три дня.
— Давайте его сюда, — сказал Эйб.
— Ну, вы молодец, Эйб, — услышал он голос Шоукросса. — Говорят, вы проделывали прямо акробатические штуки, когда летели назад над проливом, и не всякому удалось бы сесть с поврежденным шасси, да еще увернуться от ангаров.
— Еще бы, я же чертовски хороший пилот.
— Ничего, если я закурю, доктор?
— Пожалуйста.
Эйбу было приятно ощутить аромат сигары Шоукросса. Он напомнил о тех днях в Нью-Йорке, когда они круглыми сутками работали над его рукописью.
— Мои родители про все это знают?
— Я уговорил врачей не сообщать ничего вашему отцу и матери до тех пор, пока вы не сможете сделать это сами.
Читать дальше