Леон Юрис - Суд королевской скамьи, зал № 7

Рейс «Эль-Аль» вообще не привлек бы внимания, если бы одним из его пассажиров не был Шимшон Арони, прибытие которого, как обычно, повергло в немалую озабоченность чехословацкую полицию.

— Отель «Ялта», — сказал он таксисту, сев в потрепанный «опель».

Они влились в поток машин, тележек и автобусов на Вацлавской площади, и вскоре он уже регистрировался у портье. Сейчас четыре. Еще часа два, и дело завертится.

Номер был маленький — самый маленький в отеле. Всю свою жизнь Арони провел в таких маленьких номерах, охотясь за скрывающимися нацистами. Он был рад снова побывать в Праге — она оставалась последним приличным городом во всех коммунистических странах. Но после убийства Катценбаха и здесь запахло опасностью. Катценбах был американцем, сотрудником еврейской организации «Джойнт», которая занималась помощью евреям. Его выловили из реки мертвым.

Арони хватило нескольких минут, чтобы распаковать свой потрепанный чемодан и разложить вещи. Три с половиной миллиона километров по воздуху. Три с половиной миллиона километров слежки и погони. Три с половиной миллиона километров мщения.

Он вышел на площадь и отправился в теперь уже привычное паломничество. Сначала — в пивную «У Флеков». В Израиле пиво похуже. Честно говоря, совсем скверное. До своего выхода в отставку Арони много разъезжал по свету и часто имел возможность наслаждаться хорошим пивом, но в последнее время ему приходилось довольствоваться лишь местной продукцией Израиля. А в огромном зале «У Флеков» подавали самое лучшее в мире пиво.

Он с удовольствием выпил три бокала и стал разглядывать публику, среди которой было немало девушек в коротких юбках. Нет на Земле лучших женщин, чем чешки и мадьярки. В Испании и Мексике специально выращивают быков для боя, а в Чехословакии и Венгрии — женщин для любви. Утонченные, нежные, страстные, изобретательные, с бешеным темпераментом… «Как это все мне надоело», — подумал Арони. Он всегда был слишком занят охотой на нацистов, и времени, чтобы заниматься любовью всерьез, у него не оставалось, а теперь он становился для этого уже староват. Все-таки скоро семьдесят. Не то чтобы совсем стар… Впрочем, что толку предаваться пустым мечтаниям? Он приехал в Прагу не ради романтических приключений.

Он перевел в уме чешские кроны в израильские фунты, расплатился и пошел дальше — на Карлов мост через Влтаву с его каменными перилами, украшенными через каждые несколько метров мрачными фигурами святых.

Шаги Арони замедлились, когда он проходил Староместскую площадь в старом городе. Здесь обитали воспоминания, здесь сохранились последние жалкие следы тысячелетий, прожитых евреями в Центральной Европе, — Староновая синагога, построенная в 1268 году и самая древняя в Европе, и Клаусово кладбище с тринадцатью тысячами поломанных и покосившихся надгробий, восходящих к доколумбовым временам.

Арони видел много старинных кладбищ в Польше, России и Румынии — большинство их пришло в запустение и было осквернено. Здесь, по крайней мере, еще оставался клочок священной земли.

Кладбища… Но местом последнего упокоения большинства евреев стали горы безымянных костей в лагерях смерти, не отмеченные никакими надгробиями.

В Еврейском государственном музее хранилось несколько реликвий из полутора тысяч деревень, ставших жертвами немецкой оккупации, а на стене Пинхасовой синагоги висела серая мемориальная доска.

«Прочти еще раз эти имена и названия, Арони. Прочти их снова и снова». Терезин, Бельжец, Освенцим, Гливице, Майданек, Собибор, Берген-Бельзен, Избица, Гросс-Розен, Треблинка, Лодзь, Дахау, Бабий Яр, Бухенвальд, Штуттгоф, Розенбург, Пяски, Равенсбрюк, Рассики, Маутхаузен, Дора, Нойенгамме, Хелмно, Заксенхаузен, Ноновице, Рига, Тростинец — все это были места, где убивали его народ. Семьдесят семь тысяч имен погибших на стене синагоги, а над ними слова: «Люди, будьте бдительны!»

Арони вернулся в отель в шесть. Как он и рассчитывал, в вестибюле уже ждал его Иржи Линка. Они пожали друг другу руки и прошли в бар. Там висело объявление «С карточками „Дайнерз-Клаб“ — добро пожаловать!» — еще одно свидетельство мира и прогресса.

Иржи Линка был полицейским — евреем-полицейским. Он выглядел точь-в-точь так, как рисуют на карикатурах полицейских из-за «железного занавеса». Арони заказал себе кружку пльзенского, Линка — рюмку сливовицы.

— Сколько времени ты не был в Праге, Арони?

— Почти четыре года.